Отправился юноша в путь. Ветер его насквозь пробирает, иней, дождь да роса мочат, вёдро[1] ненастье сменяет. Уж и не знаю, сколько дней, сколько ночей он шёл, год целый, а то и больше прошёл. И увидел он наконец ту акацию. Недаром десять тысяч лет ей – вдесятером не обхватишь. Под акацией пещера, глубокая-преглубокая, дна не видать. Радуется Да-чжуан, только страшно ему. Эх, думает, будь что будет. И начал вниз спускаться. А дорога – косогор крутой, и темным-темно. Пришлось юноше ощупью пробираться.

Идёт он день, идёт ночь, ещё день, ещё ночь, вдруг видит – светло стало. Ещё немного прошёл – вдалеке высокая арка и большие ворота показались. Ворота лаком чёрным покрытые. Подошёл юноша к воротам, подёргал за кольцо – ворота распахнулись. И увидел юноша девицу в зелёном платье, ту самую, которую Эр-ни своей старшей сестрой назвала. Смотрит девушка на Да-чжуана, глазам своим не верит, одолела её тревога, спрашивает:

– Ты как сюда попал? Вернётся отец – не поздоровится тебе.

– Будь что будет, только надобно мне с Эр-ни повидаться.

Вздохнула девушка, ворота заперла и говорит:

– Иди за мной.

Двор просторный, во дворе дом стоит, в доме с каждой стороны по флигелю – все из одноцветного кирпича сложены, черепицей крыты. Привела девушка Да-чжуана в восточный флигель, пальцем на кан показала:

– Вот она, Эр-ни.

Смотрит Да-чжуан – там лиса лежит. Тяжко стало у него на сердце. Вмиг вытащил он из мешка волшебную жемчужину. А лиса как увидела юношу, так и кинулась к нему. Протянул он ей красную жемчужину. Перекувырнулась лисица, смотрит юноша – опять Эр-ни перед ним стоит. Обрадовался сперва Да-чжуан, потом сердце у него заныло. Похудела Эр-ни, вроде бы старше стала. А Эр-ни взяла его за руку, смеётся. Тут у ворот чей-то голос послышался. Испугалась старшая сестра и говорит:

– Прячься скорей! Отец воротился.

Да-чжуан от злости даже глаза вытаращил. Рванулся вперёд. А сестра Эр-ни его легонько рукой отталкивает. Потом ушла, а сама дверь заперла.

Говорит Эр-ни:

– Станет отец тебя потчевать, крошки в рот не бери. Только она это сказала, входит во двор старый лис, носом шмыгает, принюхивается:

– Чую человечий дух! Чую человечий дух! А старшая дочь ему отвечает:

– Откуда тут человечьему духу взяться? Это ты ходил-бродил, чужой земли на ногах принёс.

Отвечает старый лис:

– Не я принёс. Чужой пришёл. Чую человечий дух! Чую человечий дух!

– Не чужой пришёл, муж Эр-ни пожаловал.

А Да-чжуан уже всё наперёд прикинул. Не отдаст ему старый лис Эр-ни – он будет насмерть драться с ним. Тут как раз послышался во дворе хохот старого лиса. Расхохотался он и как закричит:

– Пусть муж Эр-ни живо ко мне выйдет! Поглядеть на него хочу!

Отперла старшая дочь дверь. Вышел Да-чжуан, смотрит – перед ним белолицый старец стоит, атласная куртка на нём. Увидал он юношу, стал рукой его манить да звать:

– Иди-ка быстрей наверх, в северную комнату. Небось проголодался? Попотчую тебя на славу!

Поднялся юноша вслед за старцем в комнату. В комнате стол стоит, лаком покрытый, блестит. А на столе том яств видимо-невидимо: десять блюд да ещё восемь чашек. И чего только нет! Курятина, рыба – ароматный дух прямо в нос бьёт. У Да-чжуана в животе урчит – почитай, день целый не ел. Но крепко-накрепко запомнил он, что Эр-ни ему наказывала. И так его упрашивал белолицый старец, и эдак уговаривал – ни крошки юноша не взял. Говорит старец: