Я не понимала многого из того, что говорилось во время этого совещания, но сосредоточилась на вещах, передававшихся на невербальном уровне. Выражения лиц, интонации, положение тел во время обмена информацией ― все это было мне интересно. Забавно: меня в некотором роде утешало, что тяжесть моего положения действительно требовала всей этой суеты. Никому не захочется, чтобы такая суматоха поднялась только ради того, чтобы узнать, что ее причиной оказался, например, вовсе не инфаркт, а просто скопление газов.

Когда доктор Огилви описывал проблему с кровеносными сосудами у меня в мозгу, атмосфера в комнате была напряженной. Когда он предложил сделать трепанацию черепа, чтобы удалить остатки АВМ и сгусток свернувшейся крови размером с мяч для гольфа, Джи-Джи не на шутку встревожилась, и ее волнение нельзя было не заметить. Тогда доктор Огилви объяснил, что, если не удалить АВМ хирургическим путем, у меня с большой вероятностью может произойти новое кровоизлияние, и не исключено, что в следующий раз повезет меньше, а помощь не будет оказана своевременно.

Честно говоря, на самом деле я не совсем понимала, что именно со мной предлагали сделать, ― отчасти потому, что клетки мозга, ответственные за восприятие речи, плавали в луже крови, а отчасти просто из-за того, что люди разговаривали слишком быстро. В тогдашнем состоянии я поняла, что они предлагают ввести мне в мозг через бедренную артерию специальный прибор, который позволит отсосать избыток крови и удалить опасный клубок сосудов. Я была в шоке, когда поняла, что их план состоит в том, чтобы вскрыть мне голову! Ни один уважающий себя нейроанатом никогда не позволил бы вскрывать ему голову! Если и не благодаря своим профессиональным знаниям, то по крайней мере интуитивно я понимала, что соотношение давлений грудной, брюшной и черепной полостей так тонко уравновешено, что любое серьезное вмешательство, такое как трепанация черепа, немедленно приведет энергетическую динамику организма в полный разлад. Я боялась, что если мне, с моими и без того истощенными силами, еще и вскроют голову, я уже никогда не смогу восстановить ни функции своего тела, ни утраченные когнитивные способности.

Я очень ясно дала понять, что ни при каких обстоятельствах не соглашусь, чтобы мне вскрывали голову. Казалось, никто не осознает, что мое тело и без того уже совсем сдулось и что я не переживу еще одного тяжелого удара ― даже если этот удар будет очень точно рассчитан. Тем не менее я понимала свое бессилие и знала, что нахожусь во власти собравшихся в палате.

Консилиум закончился тем, что идею трепанации черепа временно положили под сукно, хотя всем присутствующим (кроме меня) было ясно, что Джи-Джи теперь предстояло убедить меня согласиться на эту операцию. Джи-Джи интуитивно понимала мои страхи и попыталась меня успокоить: "все хорошо, милая, можно и не делать операцию. Что бы там ни было, я о тебе позабочусь. Но если тебе не удалят твою АВМ, всегда будет оставаться возможность, что в твой мозг снова начнет извергаться кровь. Если так, то ты можешь переехать ко мне, и я не отойду от тебя ни на шаг всю оставшуюся жизнь!" Моя мама ― замечательная женщина, но прожить всю оставшуюся жизнь так, чтобы она не отходила от меня ни на шаг, вообще-то не в входило в мои планы. Через пару дней я согласилась на операцию по удалению АВМ. Моей же задачей стало за ближайшие недели сделать свое тело достаточно сильным, чтобы оно смогло пережить нависший над ним удар.