Сначала Артем не сопротивлялся бурному потоку безумия, так ему было легче. Затем, когда оно наполовину захватило его разум и вместо него стал выглядывать дикий зверь, появился слаборазличимый образ человека, идущего к нему. Он шел издалека, выплывая из мути, увеличиваясь в размерах и обретая узнаваемые черты. Наконец он подошел к Артему, и тот узнал убитого бандитами батюшку Алексея.

— Трудно тебе, Артем? — то ли спросил, то ли констатировал чернобородый мужчина со спокойными умными глазами. — А ты сражайся! — сказал он. — Борись! Ты думаешь, что сражаешься с Артамом, сынок? Нет, ты ведешь брань с самим собой. Это твоя обида, твоя ненависть к человеку из этого мира. Твое осуждение его поступков. Ты не хочешь страданий, не хочешь испытывать скорби? Но это невозможно. Смирись, как наш Господь смирился с муками, взойдя на крест, и сражайся за себя, а не с собой. Не с собой!

Образ батюшки стал исчезать. Голос — таять, затихая, и только отголосок остался в памяти — «сражайся за себя», — как якорь, удерживая Артема, чтобы не ухнуть, не упасть целиком в пропасть безумия.

— Как сражаться? — попытался закричать он и не смог. Частичка сохранившегося разума, как прилив, принесла слова молитвы. — «Отче наш…» «Отче наш…» — начал повторять Артем и, как по тонкой веревке, спущенной ему сверху, стал вылезать из поглощающего его болота. — «Отче наш…» — уже в который раз произнес он молитву и увидел сквозь ресницы восход солнца. Услышал пение утренних птах. Почувствовал ветерок, обдувающий лицо, боль в районе затылка и заплакал.

Он плакал от нахлынувших совсем других чувств, чем были прежде. От горя по убитому настоятелю церкви в Широком Карамыше, от радости, что смог справиться и не стать безумным. От того, что он — это вновь он. И много еще от чего, чего он не мог понять и объяснить себе.

— Ну, человек, ты меня и напугал, — услышал он обеспокоенный голос рядом. Повернул голову и увидел сидящего у водопойного корыта для лошадей Свада. Слабо улыбнулся и, собравшись с силами, прочитал заклинание исцеления. Через десять минут он был уже в порядке и, смывая кровь с затылка, слушал историю ночных похождений Артама. Ненависти к нему он уже не испытывал. Артем осознал через откровение, что это его крест, и ему надо донести его до конца. «За себя борись!» — отложилось в памяти, как прибитое гвоздями. Прибитое к живому с болью, с кровоточащей раною, которая саднила и не давала покоя.

Артем прошел на сеновал, надел мантию, нацепил сумку и пошел в зал. Был он там первым и просидел один около часа, пока не стали собираться проезжие. Появился и курносый. Увидел Артема и остановился, словно напоролся на стену. Но Артем улыбнулся и помахал ему рукой.

— Чего тебе? — спросил хмурый парень, имени которого Артам так и не удосужился узнать. Артем достал золотой барет и положил на стол. Глаза курносого на мгновение алчно блеснули и спрятались за равнодушным выражением на лице.

— Хочу отыграться. Вернуть проигрыш и одежду.

Стоявший парень задумался. Затем улыбнулся.

— Хорошо, маг, играем один раз. Если ты выигрываешь, я отдаю двадцать два рукля, семьдесят драхм и твою одежду. Проигрываешь — и с тебя два барета.