Лицо человека из Нанта омрачилось, и он взглянул на Жан-Пьера с выражением печальной укоризны.

— Ах, вот что, мой мальчик! — произнес он. — Разве ты ему ничего не сказал?

— Нет, мосье, — ответил на упрек Жан-Пьер. — Я думал, что будет лучше, если это сделаете вы!

И потом, вы ведь посоветовали мне помалкивать.

— Правда, сынок! Истинная правда! Соблюдение тайны — это большое дело. Моя бедная матушка всегда говорила мне, что в серьезных делах лучше говорить с добрым Боженькой, а не с его святыми! Ну, что же, присаживайтесь, парни! И слушайте меня! Эй, Манон! Два стакана для молодых господ!

Одна из служанок подошла к столу. Машинально подняв глаза. Жиль заметил, что она его разглядывает. Белокурая девушка была довольно хорошенькой и ненамного старше его самого. Молча, но не отрывая от него глаз, она поставила на стол два оловянных кубка и, вздохнув, отошла как бы нехотя. Нантец взялся за стоявшую на столе большую бутыль черного стекла. В воздухе запахло выдержанным антильским ромом, аромат этот наполнил ноздри мальчиков, словно напоминая о тех далеких странах, о которых говорил нантец. Затем человек из Нанта начал выспреннюю речь, долженствовавшую убедить юных слушателей в том, что степень великолепия их будущности зависит исключительно от его личных талантов.

Однако, несмотря на ранее им выказанное человеку из Нанта, Жан-Пьер нашел, что вступительное слово слишком затянулось.

— Мы совершенно готовы доказать вам нашу признательность, — прервал он красочную речь нантца. — Но, пожалуйста, расскажите нам об Америке… и об инсургентах!

Жиль, находивший уже человека из Нанта не только отвратительным, но и смертельно скучным, вновь почувствовал интерес к разговору. В классах коллежа Сент-Ив никогда не обсуждали мирские новости, да и жители благородного города Ванн не очень-то интересовались тем, что происходит у каких-то там дикарей по ту сторону Атлантического океана, если это, конечно, не касалось дел, связанных с торговлей. Перипетии войны с Англией, происходившей на «соседнем» море, в глазах жителей города, помнящих, что в нем долгое время заседал парламент Бретани, волновали их гораздо больше. Несмотря на это, юные обитатели Латинской улицы, или улицы Сен-Гвенаэль, кое-что знали об этих событиях, рассказы о которых доходили до них, обрастая по дороге множеством фантастических подробностей. Обычно они немало узнавали о событиях за океаном, бродя вокруг особняка г-на де Лимюра, генерал-лейтенанта Адмиралтейства, или вокруг казарм Уэльского полка .

Вот уже несколько месяцев, а особенно с начала войны с Англией, люди с сочувствием говорили о восстании в Америке тринадцати английских колоний, с 1776 года превратившемся в настоящую войну. Волнения назревали там с 1765 года, когда Англия, ослабленная Семилетней войной и желающая найти средства для выплаты государственного долга в сто сорок миллионов фунтов стерлингов, решила взыскать большую часть этого долга со своих заморских колоний с помощью введения гербового сбора, обязательного при составлении всех официальных документов. Собравшиеся в городе Нью-Йорке делегаты колоний заявили об отказе платить налог, за введение которого они не голосовали. Это вызвало неудовольствие Англии. Мало-помалу возмущение переросло в бунт, американцы потребовали предоставления независимости и вступили в войну против метрополии.