— А вы с нами разве не поужинаете? — спросили вежливые Гриша и Таня.

— Кур пойду запру, — ответил дед вполне дружелюбно. — Вы пока тут одни поешьте. Каша, картошка, старуха всего наготовила да к дочке сегодня поехала, в Кутомкино, не вернется. Чай грейте. Только эту алюминиевую кастрюлю на подоконнике не трожьте.

И ушел.

Таня углядела маленькую бумажную иконку в комоде, супруги прочитали молитву перед едой, потом плотно поужинали, и все им показалось таким вкусным и свежим. А старик все не возвращается. Поставили они чайник, Таня и говорит:

— Вот бы пирожков. С вареньем! Моя бабушка, когда пекла пирожки, всегда складывала их точно в такую же алюминиевую кастрюлю.

А Гриша ей отвечает:

— А у меня бабушка в такой кастрюле обычно блины оставляла, только еще в одеяло кастрюлю уворачивала, чтобы не остыли.

Таня заспорила:

— Ну, какие блины! Тут пирожки. Люди небогатые, вазочки у них нет, вот и приходится в кастрюлю складывать.

А Гриша ей:

— Говорю тебе, блины!

А Таня:

— Пироги с вареньем.

Тут Гриша совсем уже рассердился и говорит:

— Ну, давай проверим.

Открыли они кастрюльку, а оттуда — мышь. Юрк! — и убежала под стол. Тут и старик заходит. И кошка вместе с ним — трется у хозяина меж ног, мяучит, явно просит животное есть. Старик подошел к подоконнику, открыл кастрюлю, да только руками развел.

— Эх, вы! Это же был кошкин ужин.

Анна Трифоновна была одинокой, никого у нее не осталось, муж давно умер, сын погиб в горах, и жила она одна-одинешенька, а по воскресеньям и на все праздники ходила в церковь. Потому что Анна Трифоновна была верующая, и так уж вышло, что в старости намного больше, чем в молодые годы. И вот Анне Трифоновне исполнилось 74 года, она сильно ослабела, но в церковь все-таки старалась ходить и переживала только о том, что умрет без отпевания, как какой-нибудь нехристь. Потом-то, может, и вспомнят, догадаются, что умерла, или узнают, и — помянут, но вот в последний путь придется отправиться без напутствия, соседям-то все равно. И всем она об этом рассказывала, что вот, мол, умру, а кто ж меня отпоет. И даже утирала маленькие старушечьи слезки. А батюшка этой церкви, в которую ходила Анна Трифоновна, называлась святителя Николая, ей отвечал: «Посмотри на птиц небесных. Не сеют, не жнут, а Господь заботится о них. Вот и тебя не бросит, не бойся». Но Анна Трифоновна все-таки боялась.

Прошло время. В Никольскую церковь привезли на отпевание одного старичка. Сам он был неверующий, родственники тоже были неверующие, но поскольку все — русские люди, дочки решили своего папу отпеть. Может, и им тогда будет лучше, здоровья, например, прибавится и вообще. Привезли гроб из морга, вынесли из автобуса, поставили на табуретки, дочки уже начали подвывать, открыли крышку, а там... Не он! «Это не папа!» — закричали дочки. «Это не дедушка!» — подтвердил двадцатилетний внук покойного, Петя. Потому что в гробу лежала бабушка. В морге перепутали покойников. Бабушкой оказалась та самая Анна Трифоновна, которая боялась, что ее не отпоют, священник сразу узнал ее.