Подошла одна мамаша, на лице сияет приклеенная вежливая улыбка:

— Вам помочь? — На самом деле она имела в виду: «Если тронешь любого из этих детей, я измолочу тебя в кашу голыми руками».

— Извините, — сказал он, включая обаяние. Порой оно удивляло и его самого. — Я слегка заблудился.

Женщин всегда потрясает, если мужик признается, что заблудился, — они тают сей же момент. («Для оплодотворения яйцеклетки нужно двадцать пять миллионов сперматозоидов, — говаривала его жена, — потому что из них лишь один догадается спросить, куда же ему идти».)

Он беспомощно пожал плечами:

— Водопад — это где?

— Вон туда. — И она показала ему за спину.

— Ах вот оно что, — сказал он. — Я, видимо, карту вверх ногами держал. Ну ладно, спасибо вам, — прибавил он и зашагал к водопаду, не дав ей времени ответить.

Минут десять надо потянуть. Подозрительно будет, если он сразу вернется к машине.

У водопада было красиво. Известняк и мох. Древесные скелеты черны, а вода, бурая, торфяная, словно выходила из берегов, но, может, она здесь такая всегда. Местные называли водопад «силой» — подходящее слово. Неукротимая сила. Вода всегда найдет дорогу, в итоге победит все на свете. Камень, ножницы, бумага, вода. Да пребудет с тобой сила. Он снова глянул на дорогие часы. Жаль, что он больше не курит. И выпить не помешало бы. Если не куришь и не пьешь, десять минут стоять у водопада — себе дороже, потому что остаются тебе одни только мысли.

Он пошарил в кармане, вытащил пластиковый пакетик. Осторожно опустил туда волос, застегнул замок, сунул пакетик в карман куртки. Он выдернул тонкий черный волосок из макушки Натана — так и держал с тех пор. Теперь дело сделано.

Десять минут прошли. Он быстрым шагом по засохшей грязи вернулся к «дискавери». Если все пройдет гладко, через час он окажется в Норталлертоне, сядет в лондонский поезд. Карту он оставил на скамейке — нежданный подарок тому, кто думает, что человеку полагается ходить пешком. Затем Джексон Броуди забрался в машину и включил зажигание. Лишь в одном месте на всем белом свете ему хотелось очутиться. Дома. Всё, прочь отсюда.

Реджи закинула детке в рот ложку какой-то овощной тюри. Хорошо, что детка пристегнут к стульчику: этот ребенок то и дело внезапно взмахивал руками и ногами и пытался взлететь, точно морская звезда, которой прискучило жить.

— Неконтролируемая радость, — объясняла Реджи доктор Траппер. Смеялась: — От еды очень много радости.

Детка не капризничал, хотя овощное пюре («батат и авокадо») пахло старыми носками, а на вид смахивало на собачий понос. Детка питался лишь органической едой — доктор Траппер готовила сама, перемалывала и замораживала в пластиковых коробочках, чтобы Реджи только разморозила и разогрела в микроволновке. Детке был всего годик, и доктор Траппер, приходя с работы, кормила его грудью.

— Для его здоровья одна польза, — говорила она. И прибавляла: — Грудь для этого и предназначена, — когда Реджи смущенно отводила глаза; детку звали Габриэль. — Ангел мой, — говорила доктор Траппер.