По мнению И.И. Воронцова-Дашкова, О.Б. Рихтера и П.А. Черевина, учреждение негласного секретариата невозможно будет сохранить в тайне. В результате министры воспримут новый порядок, как знак недоверия к ним. Кроме этого, в обществе пойдут разговоры и пересуды, «сочтут, что новый порядок есть ограничение самодержавной власти монарха в пользу триумвирата; получится впечатление, что вместо самодержавного монарха Россией правит олигархия. Но государь настоял на своем решении, и оно было приведено в исполнение»^>98.

Личный секретариат был создан и начал работать. Император передавал генералам те доклады и отчеты, по которым он желал знать их мнение. Однако, несмотря на всю «конспирацию», «шила в мешке не утаишь» и о работе «подпольного» секретариата стало известно в обществе. Естественно, пошли сплетни, «именно в том духе, какой нетрудно было предвидеть». Члены «негласного комитета» сочли необходимым доложить об этом Александру III. И император был вынужден согласиться со своими соратниками: «И вы меня покидаете», – упрекнул он их, но иначе поступить они не могли^>99.

Государственный секретарь А. А. Половцев

Параллельно Александр III договорился с Государственным секретарем А.А. Половцевым о том, чтобы тот присылал ему краткие извлечения из рассматриваемых дел неофициального характера со своими комментариями. Эта договоренность также носила сугубо конфиденциальный характер. Причем в этом были заинтересованы обе стороны. Половцев желал иметь неофициальный канал для информирования императора о подоплеке рассматриваемых дел. Александр III, в свою очередь, не желал вызывать очередную «волну» недовольства петербургской сановной бюрократии. 1 января 1883 г. А.А. Половцев записал в дневнике о договоренности «писать для государя самые краткие извлечения из посылаемых ему меморий. Это составляет секрет и заведено лишь при нынешнем государе для облегчения его в многочисленных его занятиях. Уговор с государем такой, что эти бумажки он уничтожает по прочтении»^>100. Свои мемории Половцев направлял царю еженедельно по крайней мере 5–6 лет, что удалось сохранить в тайне, поскольку обе стороны поддерживали жесткий режим секретности. В одном из разговоров с царем в марте 1887 г. Половцев поинтересовался судьбой своих меморий, добавив: «Надеюсь, что Вы бросаете эти листки в огонь». На это Александр III ответил: «Нет, я сохраняю все, что Вы мне пишете, оно мне бывает полезно для справок, но никто этого не видит, бумаги эти лежат у меня под ключом…»^>101.

Следует еще раз напомнить, что рабочие кабинеты российских императоров входили в режимных помещений, которые никто в отсутствие хозяина не мог посещать. Сейфов на фотографиях не просматривается, но огромные столы имели закрывающиеся ящики для конфиденциальных бумаг.

Однако, несмотря на эти «конфиденциальные маневры», Александр III до конца жизни так и тащил на себе воз бюрократических решений, причем их значительная часть только по традиции требовала «Высочайших» резолюций.

Можно добавить, что у Половцева состоялась подобная же договоренность и с императрицей Марией Федоровной: «Посылаю императрице первое в настоящем году донесение о важнейших делах Совета, согласно секретному с нею уговору»