Эрих ничего не сказал.
Вошёл кривоногий Ивальд с баландой и тонким листочком хлеба. После еды сильнее потянуло ко сну. Я с трудом боролся с дремотой. Прошло много-много времени. Эрих два раза ел свой бутерброд и пил кофе. Два раза приходил Беккер. Оба раза он сидел молча по полчаса, а может быть, и больше и уходил. Его заменял Эрих.
Вечером он выгнал Эриха и снова привёл собаку.
Это была вторая ночь — я и пёс.
Теперь я знал, что делать. Внимательно следил за собакой. Через час он устал и стал мигать, а я рывками, наблюдая за ним, пополз вниз по стене. Глаза его как-то странно изменились. Я ещё не понимал, что в них изменилось, но они были не те. Я гораздо быстрее сползал вниз и уже не боялся его.
Да и глаза собаки были не те.
Часа через два я опустился на пол и дремал по-настоящему.
Он тоже лёг. Иногда он глухо рычал. Почему?
Я начал подъём часа через три вверх по стене рывками.
Он всё время мигал, зевал и отворачивался. Между нами, я почувствовал, протянулась незримая ниточка понимания. Утром, когда вошёл Беккер, всё было как вначале. Я стоял у стены не шевелясь, собака сидела напротив меня.
Мне показалось, что Беккер удивлённо посмотрел на меня. Голодный, истощённый человек не спит две ночи.
У Эриха за целый день я выпросил два окурка. Когда мы остались с псом на третью ночь, я просто сел на пол и заснул, и страшный, всеми ненавидимый пёс, похожий на чудовище, не разорвал меня, зевнул и лёг рядом.
Мне снилась Москва. Я сидел в трамвае, кто-то в кожаном пальто сел около меня, и я проснулся. Я лежал рядом с псом. Он положил мне огромную голову на грудь и спал. Потом мы поднялись. Я встал к стене.
Утром Беккер долго смотрел на меня. Я тоже посмотрел ему прямо в глаза.
На четвёртую ночь мы с псом только и ждали, когда щёлкнет замок. Улеглись и спали вповалку. Я положил голову на его мягкий, тёплый бок. Это было здорово… Я выспался, как никогда.
Беккер не вошёл, а ворвался, бледный и даже без перчаток, а я стоял, плотно прижавшись к стене.
Он долго молчал, на его лице была растерянность.
— Ты будешь говорить, писать?
В голосе неуверенность. Он как будто думал о чём-то постороннем и спрашивал механически. Я стоял ещё три часа, но суп и хлеб мне принесли.
Потом Беккер сказал, что отправит меня в эсэсовские лагеря. Он ходил по комнате взад и вперёд.
Вдруг начал рассказывать, что в детстве его порол отец и всё мерзко и противно — и этот лагерь и свиньи-военнопленные.
— Ты совсем не спал? — вдруг спросил он.
— Нет, ни секунды.
— Ты не думай, что всё кончено, я не дам тебе спать, пока не выдашь всех.
Он подошёл близко и пристально смотрел на меня, ничего не говоря, долго смотрел. Вечера я ждал с нетерпением. Беккера уже не боялся, он просто надоел мне за целый день.
Вечером собаку привёл Эрих. Мы с Лордом аккуратно улеглись и заснули.
Я скорее почувствовал, чем услышал, как открылась дверь. Мы не успели вскочить. Это был Беккер.
Остальное произошло как во сне. Он не кричал, не ругался, он выгнал пса и долго сидел за столом молча. Потом сказал хрипло, вполголоса, не глядя на меня:
— Иди…