– Да ладно, – не поверил Марино. – Вы хотите сказать, что у Петерсена и маньяка руки были в разной дряни, а под лазером эта дрянь выглядит одинаково?

– Под лазером, к вашему сведению, почти все вещества выглядят очень похоже. Если вещество вообще реагирует на лазерный луч, оно наверняка будет светиться, как белые неоновые огни. – Я старалась не потерять терпения.

– Очень может быть. Но согласитесь, далеко не у всех руки намазаны черт-те чем.

Я согласилась.

– По-вашему выходит, что у Мэтта чисто случайно оказались на руках "блестки".

– Вы ведь сами говорили, что он вернулся с генеральной репетиции.

– Я только повторил его слова.

– Нужно взять пробы грима, которым Мэтт пользовался в пятницу.

Марино одарил меня полным презрения взглядом.

На втором этаже у нас имелось несколько персональных компьютеров, один из них в моем кабинете. Он соединялся с главным компьютером в холле, но на нем можно было работать, по крайней мере в "Ворде", даже если главный компьютер "зависал".

Марино принес две дискеты, обнаруженные в спальне Петерсенов. Сейчас мы с ним пытались их открыть.

На одной оказалась диссертация Мэтта Петерсена на тему "Теннесси Уильямс: секрет успеха пьес, в которых за показным аристократизмом и благородством героев скрывается их стремление к доминированию над другими посредством насилия, агрессии и грубого секса".

Довольный Марино, заглядывая мне через плечо, выдал:

– Что и требовалось доказать. Теперь понятно, почему он аж позеленел, когда я сказал, что забираю дискеты. Да сами посмотрите.

Я стала быстро "листать" страницы. Замелькали слова "гомосексуальность", "каннибализм", обрывки спорных трактовок этих явлений от лица Уильямса. Бросились в глаза ссылка на Стэнли Ковальски и упоминание жиголо-кастрата из "Сладкоголосой птицы юности". Однако не нужно было быть телепатом, чтобы прочитать мысли Марино, примитивные, как первая страница бульварной газеты. Он считал все эти высокие отношения не более чем сюжетом для порнофильма, учебным пособием для психопатов, вызывающим у них новые извращенные фантазии. Для Марино не существовало никакой разницы между улицей и сценой, каждый спектакль он воспринимал как очередное дело.

Ведь ясно же, что люди вроде Петерсена или самого Уильямса, интересующиеся грязными сторонами жизни, сами никогда ничего подобного не делают.

Я смерила Марино уничтожающим взглядом.

– А что бы вы сказали, если бы выяснилось, что Петерсен посещает воскресные службы?

Марино пожал плечами и посмотрел, по своему обыкновению, сквозь меня.

– Вряд ли в церкви читают проповеди о сексуальных извращениях.

– Об изнасилованиях, расчлененке и проституции там тоже не говорят. А что касается литературы... Даже Трумэн Капоте не был серийным убийцей. Не так ли, сержант?

Марино отвернулся от экрана и уселся на стул позади меня. Я крутанулась на компьютерном кресле, чтобы видеть его. Обычно Марино, когда заходил ко мне в кабинет, ни за что не хотел садиться – ему больше нравилось стоять у меня над душой. Но теперь он почему-то сел, и мы могли беседовать, глядя друг другу в глаза. Наверное, Марино решил у меня задержаться.