– Разумеется, – Пауэл с заговорщицким видом одарил Джордана пленительной улыбкой. – То, что как ученые мы можем порицать, нам приходится хвалить как светским людям.

– Мы друг друга понимаем, – сказал Джордан, с чувством пожимая Пауэлу руку.

В четыре часа доктор Джордан уведомил осчастливленного японца, что с радостью передаст самую секретную часть своей работы по зрительному пурпуру этим славным юношам, чтобы помочь им в исследованиях, над которыми они трудятся. Он вручает факел грядущему поколению. Его глаза увлажнились, голос срывался от волнения, и он двадцать минут подробно объяснял принцип ионизатора, разработанного им для «Монарха».

В пять часов доктор Джордан прибыл на аэроскутере на космодром. Доктора провожал весь штат сотрудников лаборатории. Они усыпали его каюту цветами и подарками. Они засыпали его самого бурными изъявлениями благодарности, и когда, набирая скорость, звездолет устремился к четвертому спутнику Юпитера, доктор ощущал приятное сознание, что он принес пользу науке и ни единым словом не нанес вреда своему щедрому и благородному патрону, мистеру Бенджамену Ричу.

В гостиной Барбара старательно училась ползать. Ее недавно покормили, и она перемазалась в желтке.

– Та-та-та-та-та-та, – говорила она. – Тата.

– Мэри! Мэри! Где же ты? Иди скорей сюда. Она говорит!

– Не может быть! – Мэра вбежала в комнату. – Что она сказала?

– Она назвала меня «папа».

– Тата, – сказала Барбара. – Та-та-та-та-та-та.

Мэри облила его презрением.

– Ишь что придумал. Ничего она не говорит, просто лопочет: Та-та-та.

Мэри направилась в кухню.

– Она хотела сказать «папа». Она ведь еще маленькая, и ей трудно выговаривать слова.

Пауэл наклонился к Барбаре:

– Скажи «папа», детка. Папа. Папа. Скажи «па-па».

– Та-та, – милым детским голоском протяжно отозвалась Барбара.

Пауэл капитулировал. Минуя уровень сознания, он, как прежде, обратился к подсознанию:

– Здравствуй, Барбара.

– Это снова ты?

– Ты меня помнишь?

– Не знаю.

– Конечно, помнишь. Я тот малый, что без спросу лазит к тебе в душу, чтобы помочь тебе унять ее смятение.

– Значит, нас только двое?

– Только двое. Ты знаешь, кто ты? Хочешь, я расскажу тебе, как получилось, что ты совсем одна и бесконечно далека от всех?

– Я ничего не знаю. Расскажи.

– Слушай, милое мое дитя, когда-то давным-давно все это с тобой уже было – тогда ты тоже просто-напросто существовала. Потом ты родилась. У тебя была мать, был отец. Ты выросла и стала красивой, стройной, грациозной девушкой с белокурыми волосами и темными глазами. Ты прилетела с Марса на Землю вместе с отцом, и вы…

– Неправда. Кроме тебя, нет никого другого. Нас только двое в темноте.

– Нет, Барбара, у тебя был отец.

– Никого у меня не было. Никого нет.

– Прости, милая. Мне очень жаль, но мы опять должны пройти через эту муку. Мне нужно кое-что узнать.

– Нет. Нет, прошу тебя. Нас с тобой только двое. Дух, миленький, прошу тебя, не надо.

– Мы и будем вдвоем. Иди сюда, моя хорошая. Твой отец в другой комнате… в комнате, похожей ни цветок… и вдруг мы слышим…

Пауэл глубоко вздохнул и крикнул:

– Помощь, Барбара! Помощь!