— Секундочку, — ответила она.

Харри услышал, как она встала, а снова взяв трубку, ответила:

— Сожалею, господин Холе. Сведения о пациентах не подлежат разглашению. И я думаю, что полиции это известно.

— Нам это известно. Но если не ошибаюсь, пациентами являются ее дочери, а не сама Сильвия.

— Все равно. Информация, которую вы запрашиваете, опосредованно может раскрыть имя пациента нашей клиники.

— Речь идет об убийстве, напоминаю.

— А я напоминаю вам, что полиция может приехать к нам с ордером. Возможно, в нашей клинике излишне тщательно подходят к сохранению конфиденциальной информации о пациентах, но это в порядке вещей.

— В порядке вещей?

— Да. Это объясняется спецификой клиники.

— Что за специфика?

— Пластическая хирургия. Посмотрите наш сайт.

— Спасибо, я думаю, что уже узнал достаточно.

— Как угодно. — И она положила трубку.

— Ну и? — спросила Катрина.

— Юнас и двойняшки были у одного и того же врача, — сказал Харри, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — А значит, мы напали на след.

Харри ощутил особое воодушевление, оно настигало его каждый раз, когда он начинал чувствовать, что зверь близко. А после воодушевления приходило Великое Наваждение. Чувство, вбиравшее в себя все: влюбленность и наркотический угар, слепоту и зоркость, здравомыслие и сумасшествие. От коллег он время от времени слышал выражение: «нервы натянуты как струна», но Наваждение — это нечто совсем другое, нечто большее. Он никогда никому о нем не рассказывал и даже не делал попыток проанализировать это состояние. Не осмеливался. Все, что он знал о нем, — оно помогало ему, вело его, было топливом для той работы, которой он занимался.

— И что дальше? — задала вопрос Катрина.

Харри открыл глаза и проехался на своем кресле:

— А теперь мы займемся шопингом.

Лавка «Taste of Africa» — «Вкус Африки» — находилась на самой оживленной торговой улице района Майорстюа, на Бугстадвейен. Но из-за того, что вход в нее прятался в переулке, казалось, что ты где-то на окраине.

Харри с Катриной вошли в лавку под звон дверного колокольчика. Приглушенное, точнее, недостаточное освещение, пестрые, грубой работы ковры, свободные яркие одеяния, узорчатые подушки, журнальные столики, будто только что срубленные прямо в джунглях, и высокие тонкие фигуры людей и животных, вырезанные из дерева. Все это было расставлено и развешано без особого порядка: ценников не видно, товары стоят парами, как звери в Ноевом ковчеге. Короче говоря, помещение больше походило на выставку, а не на магазин. На слегка запылившуюся выставку. И это впечатление только подчеркнула неестественная тишина, воцарившаяся, когда дверь наконец захлопнулась и колокольчик смолк.

— Что вам угодно? — раздался голос из угла лавки.

Харри пошел на звук. В глубине лавки было темно. За огромным деревянным жирафом он со спины увидел женщину: она стояла на стуле, освещенная единственной голой лампочкой, и вешала на стену страшную черную маску из дерева.

— В чем дело? — спросила женщина, не оборачиваясь.

Судя по интонации, она догадалась, что в лавку пришел отнюдь не покупатель.