«Вот и не заметил, как повзрослел сын… — с щемящим сердце чувством подумал Степан Петрович. — Всего-то неполных два года прожил вне семьи, а уже становится самостоятельным мужчиной. — И тут же усмехнулся про себя: — Забыл, стало быть, как в свое время и сам не по годам взрослел в Морском корпусе? Да к тому же и время сейчас совсем другое…»
— Я не могу не согласиться с тобой, Павлик, — признался он и как-то сразу почувствовал необходимость отбросить уменьшительно-ласкательное обращение к сыну: детство-то его, как оказалось, уже закончилось…
Тот же признательно посмотрел на отца, мнению которого не только всецело доверял, но и дорожил им.
«Стало быть, не только женщины нуждаются в присутствии рядом сильного мужчины», — сделал он для себя ошеломляющий вывод и понял, что теперь уже не сможет относиться к отцу лишь с детской восторженной непосредственностью. И тот сразу же вырос в его глазах.
Они молчали, и их молчание было красноречивее всяких слов. Они чувствовали, что между ними, отцом и сыном, рождаются новые отношения, основанные на уважении мнений друг друга.
— Завтра мы снимаемся с якоря, — наконец сказал Павел, а Степан Петрович утвердительно кивнул головой. — А только вчера закончили погрузку угля, — и его глаза заблестели. — Ты же ведь знаешь, папа, что такое угольная погрузка на военном корабле! Это же аврал, в котором участвуют все, включая и офицеров. На рострах* корабельный духовой оркестр играет свои лучшие мелодии, поднимая дух команды. По старой морской традиции первый мешок с углем тащит в паре с матросом сам старший офицер корабля. Это дает отличный пример для всех, — поясняет он. — И только лишь командир корабля не участвует в погрузке угля. А после этого душ и праздничный обед. Правда, довольно скромный в нынешнее-то время, — вздохнул Павел. — Так что прощай, папа! — с долей грусти в голосе сказал он, но, увидев непонимание, смешанное с осуждением, в глазах отца, улыбнулся, уточнив: — До скорой встречи в Бизерте!
— До скорой встречи, Паша! — с облегчением пожелал сыну Степан Петрович, крепко, по-мужски, пожимая его руку, а тот был приятно удивлен — ведь впервые отец назвал его полным, пусть и по-домашнему упрощенным, именем.
В полдень следующего дня линейный корабль «Генерал Алексеев» выбрал якорную цепь, и на гафеле его грот-мачты взвился французский флаг, в то время как был спущен только гюйс, а Андреевский флаг так и остался развеваться на кормовом флагштоке.
«Вот одна из форм унижения, которым мы вынуждены расплачиваться за потерю независимости нашего Отечества, — тяжко вздохнул Степан Петрович, наблюдая в бинокль за снятием линкора с якоря с мостика “Гневного”. — В то же время без покровительства Франции Русская эскадра вообще бы прекратила свое существование», — трезво рассудил он.
Тем временем линейный корабль, этот реализованный в металле сгусток инженерной мысли кораблестроителей, дымя трубами, величественно развернулся и не спеша покинул рейд бухты Мода, следуя за французской канонерской лодкой.
«Доброго пути, Павлик! — И Степан Петрович, сняв фуражку, широко перекрестился, боковым зрением заметив понимающий взгляд старшего офицера. — Спасибо тебе, Владимир Аркадьевич, за мужскую солидарность! Ведь ты же тоже отец семейства…»