Деревья неоднократно пытались завязать с ним разговор, но Ринсвинд, пребывая в полной уверенности, что для деревьев такое поведение ненормально, не обращал на них никакого внимания.

День клонился к вечеру. Ни единый звук не тревожил воцарившуюся тишину, если не считать жужжания мелких, мерзких, кусачих насекомых, треска падающих время от времени веток и перешептывания деревьев, обсуждающих вопросы религии и неприятности с белками. Ринсвинд вдруг почувствовал себя очень одиноким. Он представил себе, что будет жить в лесу вечно, спать на листьях и питаться… и питаться… питаться тем, чем питаются в лесу. Деревьями, предположил он, орешками и ягодами. Ему придется…

– Ринсвинд!

Навстречу по тропинке шел Двацветок – промокший насквозь, но сияющий от удовольствия. Следом трусил Сундук[2].

Ринсвинд вздохнул. Он-то думал, что хуже и быть не может…

Начался какой-то особенно мокрый и холодный дождь. Ринсвинд с Двацветком сидели под деревом и смотрели на падающие капли.

– Ринсвинд?

– М-м?

– Почему мы здесь?

– Ну, некоторые говорят, что Диск и все остальное сотворил Создатель Вселенной, другие считают, что это весьма запутанная история, имеющая отношение к гениталиям Высочайшего Бога и молоку Небесной Коровы, а кое-кто утверждает, будто все мы обязаны своим существованием случайному раскладу вероятностных частиц. Но если ты имеешь в виду, почему мы сидим здесь, а не падаем с Диска, то об этом я не имею ни малейшего понятия. Должно быть, произошла какая-то ужасная ошибка.

– О-о. А как ты думаешь, в этом лесу есть что-нибудь съедобное?

– Да, – горько отозвался волшебник. – Мы.

– Если хотите, на мне растут желуди, – услужливо предложило дерево.

Несколько минут они сидели в сырости и молчании.

– Ринсвинд, дерево сказало…

– Деревья не разговаривают, – отрезал Ринсвинд. – Очень важно помнить это.

– Но ты ведь сам слышал…

Ринсвинд вздохнул.

– Знаешь что, – сказал он. – Ты, похоже, позабыл элементарную биологию. Чтобы говорить, тебе требуются всякие причиндалы типа легких, губ и… и…

– Голосовых связок, – помогло ему дерево.

– Ага, их самых, – подтвердил Ринсвинд, но опомнился и, резко замолчав, мрачно уставился на дождь.

– Я-то думал, волшебники все-все знают о деревьях и лесе, – с упреком заметил Двацветок.

В его голосе редко слышались нотки, позволяющие предположить, что он считает Ринсвинда кем-то другим, кроме как замечательным чародеем. Поэтому уязвленный волшебник был вынужден что-то да ответить.

– А кто тебе сказал, что я ничего не знаю? – раздраженно бросил он.

– Ну и что это за дерево? – спросил турист.

Ринсвинд посмотрел вверх.

– Береза, – твердо сказал он.

– Вообще-то… – начало дерево, но быстро заткнулось, поймав на себе Ринсвиндов взгляд.

– А те штуки наверху выглядят совсем как желуди, – заявил Двацветок.

– Да, ну, в общем, это бесчерешковая, или семядольная, береза, – объяснил Ринсвинд. – Ее орешки очень похожи на желуди. Могут обмануть кого угодно.

– Вот это да, – восхитился Двацветок, однако тут же спросил: – А вон тот что за куст?

– Омела.

– На нем же шипы и красные ягоды!

– Ну и что? – сурово вопросил Ринсвинд и впился в туриста взглядом.