Машина медленно отъехала от церкви, прокладывая путь сквозь беснующуюся толпу, с включенными фарами и ритмичным звуковым сигналом. Водитель крепко выругался.

Полицейский, сидевший слева, сказал насмешливо:

– Ну, теперь мне не придется беспокоиться во время ваших ночных пробежек.

Тайсон повернулся – прямо на него смотрели бусинки глаз капитана Галлахера. Тайсон собирался ответить дерзостью, но, осознав свою несвободу, понял, что былое ерничество потеряло смысл.

Галлахер, казалось, почувствовал это тоже, голос его потеплел:

– Мы припаркуемся вон там на часок, но я тебе вот что скажу, Тайсон, – не хотел я тебя видеть в этой машине.

– Так точно.

Отделившись от неистовствовавшей публики, машина тронулась, сопровождаемая двумя военными джипами. Теперь они быстро катили по Ли-авеню.

Тайсон только что заметил, что человек, сидящий впереди, не был военным. Мужчина сказал ему, не оборачиваясь:

– Нам нужно поговорить, до того как объявят приговор.

– Не думаю, – ответил Тайсон Чету Брауну.

– Это мы еще посмотрим, – упрямо тряхнул головой Браун.

Теперь Тайсон понял, что движутся они в сторону Форт-Дикса.

Галлахер пояснил ему, следя за выражением его лица:

– Просто запрем на неделю. До понедельника. Потом... потом...

– Потом, – вступил в разговор Браун, – все будет зависеть от одного упрямого сукина сына. Тайсон отважился дать отпор:

– Да пошел ты... – но, кажется, никто не возражал.

Машина притормозила у офиса начальника военной полиции. Тайсон и глазом не успел моргнуть, как очутился в небольшой камере, стены которой были выложены серой кафельной плиткой. Сержант Ларсон ловко снял наручники и вышел, заперев за собой дверь на засов. Браун попытался разговорить его сразу же после ухода полицейских, находясь по другую сторону решетчатой двери.

– Все, что нам нужно, – это письменное подтверждение о том, что ты никогда до конца своих дней ничего не расскажешь.

– Отвяжись ты...

– Кроме, конечно, нескольких хорошо подобранных слов, которые передашь правительству и председателю суда о положительной стороне своего приключения.

– Иди прогуляйся.

– Надо сказать, что ты пока не нарушил ни одного пункта нашей сделки. Это похвально. И твой адвокат вел себя тоже прилично. – Браун вытащил из нагрудного кармана сложенные бумаги. – Прочти и подпиши.

– Можешь выбросить, Чет, я не возражаю, – насмешничал Тайсон.

– Здесь говорится, что ты не поднимешь вопрос о призыве на службу или не вынесешь на обсуждение то обстоятельство, что настоящие виновники преступления недосягаемы для закона. Правительство очень чувствительно к подобным вещам.

– Я тоже немного чувствителен.

Обхватив прутья решетки. Чет Браун внимательно рассматривал Тайсона, стоявшего всего лишь в нескольких футах от него. Браун сознавал, что даже за решеткой Тайсон представлял опасность, поэтому задумчиво спросил:

– А вам не приходило в голову, Бен, – он вдруг перешел на «вы», – что из двадцати пяти человек, замешанных в зверских расправах в местечке Май Лай, восемнадцати так никогда и не было выдвинуто ни одно обвинение, потому что их к тому времени демобилизовали? У правительства было достаточно времени, чтобы заткнуть эту брешь в своей репутации. А из тех причастных к преступлению людей, которые еще находились на действительной службе, многие так никогда и не привлекались, потому что местное командование не выдвигало таких обвинений, которые выдвинул против вас генерал Питерс. Безусловно, его к этому подтолкнули, причем очень активно. Да, но тех, кого судили за делишки во Вьетнаме, оправдали, всех, кроме Колли. Прошло много лет, а военная законодательная система не изменилась. Правительство, министерство юстиции желают поменять хоть что-то в ней, чтобы Соединенным Штатам больше никогда не приходилось краснеть за неспособность осудить своих военнослужащих за военные преступления. Это благородная цель.