«Пролетариат смело (бороться) с угнетателями. Чернила (высохнуть). С правой ноги (соскочить) калоша»^>19. Все, что надо сделать, – это согласовать сказуемые. Они согласуются. Это такой же закон природы, как то, что калоша соскакивает, чернила высыхают, а пролетариат борется.

Мир – данность. Он правилен. Он согласован. В нем все устроено как надо – калоши, пролетариат, плотники.

«Н. В. Гоголь любил (…) езду на тройке». Единственная загадка, которую школа оставляет учебнику, это какую езду любил Гоголь – «скорую, быструю, торопливую, стремительную»^>20. Нужное – вставить. А ненужное – не нужно. Факты постулируются, чтобы сложиться в вечную гармонию.

Школа знает ответы даже на самые фантастические вопросы. Какой город самый сладкий? какой самый горький? какой самый сдобный?^>21

Школа знает все. Она обладает волшебной мощью. В ее распоряжении пространство и время. И она строит из них, как из кубиков, свои учебники.

Вот список сокращений имен авторов, из сочинений которых взяты примеры для упражнений. П. – это Пушкин, Дж. – Джамбул, Газ. – из газет. Их тут объединяет только равноценная грамматическая необходимость. Свести естественное разнообразие к искусственной схеме – в этом смысл обучения. Но в этом и смысл воспитания.

Пока Аксаков писал «Весна является утром года», это было его личным делом. Но когда высказывание попало в учебник, оно стало законом природы. Цель школы – свести стихию к повторяющимся ситуациям, которые подскажут ребенку однозначную реакцию на мир. И тогда мир уподобится учебнику, в котором плотники строят дома, жестянщики – ведра, и все знают, кто разбил окно.

Не зря школа всегда оперирует набором одинаковых клише. «Если все стенку станут пачкать; родители стараются сделать из него человека; тот, кто учится на тройку, легко может скатиться к двойке»^>22.

Повторение – мать учения. Добрая заботливая мать прорыла в хаосе глубокие колеи, попав в которые можно все свести к общему школьному знаменателю.

Школа решает не частные вопросы идеологического воспитания. Она строит позитивную картину мира, дарит детям представление об идеальной, как кремлевские куранты, вселенной.

Нужно только взяться за дело с огоньком. Не откладывать на завтра, то, что можно сделать сегодня. Беречь книгу. Дружить с песней. Закаляться, как сталь. И тогда облегченно вздохнут наконец жестянщики. Исчезнет, как Атлантида, бессмысленная Америка. Не останется тайн у двух океанов. Наступит гармония высших сфер и круглых чисел.

«Если бы у меня была волшебная палочка, я бы прежде всего сделал бы так, чтобы ожил Владимир Ильич. А потом я бы взмахнул палочкой в последний раз, чтобы стал коммунизм»^>23.

Но школа – всего лишь иллюзия. Ее модель идеального мира не больше, чем картонное наглядное пособие. И только в книгах очень глупых писателей дети говорят: «А я все равно буду бороться с подсказкой». Нет таких детей и никогда не было. Они принадлежат к тому же фантастическому миру, что и диверсанты, пробирающиеся в Москву на свиных копытах.

В настоящем мире плотники пьют водку с жестянщиками. И только в учебнике Бархударова и Крючкова Пушкин стоит рядом с Джамбулом. На самом деле никакого Джамбула нет вовсе.