А Макуха не выдержал. Увидел офицера, высунувшегося из-за бруствера. Командир взвода или роты наши позиции изучал. Я его тоже хорошо видел, даже без оптики. Словно судьбу свою фендрик испытывал. То в одном месте, то в другом месте появится, снова к биноклю прилипнет. Думаю с досадой, хоть бы его наши из «максима» пугнули! Молчат. А Макуха, про все забыв, решил отличиться. Я только успел негромко крикнуть:

– Стой! Нельзя.

И сразу выстрел. Был уверен мой напарник, что с двухсот пятидесяти метров не промахнется. А как потом целый день отсиживаться и где прятаться от мин, не думал. Поторопился. Пуля, наверное, в руку попала. Дернуло офицера, развернуло, бинокль подскочил, и сразу исчез фриц. Я от злости горсть земли сжал, едва жевать не стал.

– Уходим!

Поползли прочь от места выстрела. А там уже одна, вторая мина ахнули. Мокрые ошметки по спине застучали. Мины серьезные, восьмидесятимиллиметровки. Ныряем из одной воронки в другую, а очередная мина уже метрах в семи сбоку рванула. Ноги взрывной волной подбросило, ядовито пахнуло взрывчаткой. Макуха позади полз. Живой? Пока да. А что там через минуту будет… Кусты не слишком густые да еще по-зимнему голые. Увидели нас. Пошли пулеметные трассы. В метре над головой идут. Жутко. И еще эти чертовы мины. Все, конец! Такая мысль мелькнула у меня. Девятнадцать годков бог отмерил – весь мой век.

И на месте лежать нельзя. Накроет миной. И ползти не менее опасно. Пули визжат, воют, разрывные, как пистолетные выстрелы хлопают. Макуха голову приподнял:

– Колян. Что делать бу…

И не договорил. Мотнуло голову набок. Каску сорвало, из-под капюшона выбило. Подполз ближе. Готов мой Макуха! Вместе с каской голову навылет пробило. С правой стороны кусок кости торчит и течет красное с серым. С минуту я, как оглушенный, лежал. Пришел в себя от очередного взрыва и, уже не раздумывая, пополз к блиндажу. Полз так, что земля из-под подошв отлетала. Локтями лихорадочно отпихиваюсь, кажется, лечу над землей. Мама! Под носом очередь в чернозем вошла. Вторая в сантиметрах над головой, едва шапку не задела. Я каску на «охоту» не надевал. Тонкие у нас каски были, жестянки. Толку мало, а слышимость ухудшает. Третья очередь – и снова в меня. Сплошная, нескончаемая. Смесь из трассеров, разрывных и еще черт знает каких.

Но дополз я до блиндажа. Нырнул в дыру, не чувствуя вони. Присел в воду. Минут двадцать отходил, слушая, как взрываются мины и стучат пулеметы с обеих сторон. Потом захолодало, затрясло от ледяной воды. Вылезать боюсь. А тут еще вода от взрывов рябит и гонит ко мне чей-то давнишний труп. Отпихнул его прикладом. Вытерпел еще час и выполз под укрытие бетонных обломков. Немного отошел, кое-как дождался темноты и переполз к своим. Ротный-семь глянул на меня, мокрого, облепленного грязью.

– Убили напарника?

– Да. Может, вытащим?

Капитан проводил взглядом очередную осветительную ракету, выпущенную немцами. Неживой, мертвенно-белый свет заливал нейтралку. Ракета опускалась медленно, на маленьком парашюте.

– Пусть лежит. Чего людьми рисковать? У меня и так сегодня минами двоих накрыло. Наступление начнется, подберут, похоронят. Ладно, иди, чистись и шагай в свой штаб. На доклад…