- Ты че? - спросила она испуганно.

- А, сон, падла, приснился, - ответил я, слегка прочухавшись.

Вот к чему приводит пьянство, особенно если как следует перебрать. Это не дело, подумал я, обидно вырубаться, когда этот праздник блаженства только приближается к своей кульминации. Кое-как добравшись до ванной, мы включили холодный душ и стояли под ним, пока не задубели. Стало лучше, Так хорошо, что на обратном пути я не отказал себе в удовольствии самым внимательным образом оценить Олькину попку. Эта часть ее тела почему-то особенно притягивала меня. Налитая соками, упругая, она при всяком движении плавно покачивалась из стороны в сторону, заманчиво играла своими округлыми формами. Язык не поворачивался назвать ее какой-нибудь там задницей, жопой или сракой, а тем более ягодицами. Это была ПОПКА, причем попка, созданная для большой любви.

Мы вернулись в нашу прокуренную комнату. Пока я стягивал свой мокрый свитер, Олька быстро расстелила диван. Мне осталось только нырнуть под одеяло, и наши продрогшие тела слились воедино. Чтоб быстрее нагреться, мы дали своим нахальным рукам полную свободу, так что уже скоро под одеялом стало душно, как в бане. Мой член, несколько павший духом от всего пережитого за последнее время, благодаря Олькиной настойчивости быстро пришел в должное состояние и выпирал теперь баллистической ракетой, ожидая команды. Торопиться было некуда. Одной рукой лихорадочно орудуя в Олькином влагалище, другой я терзал податливое ее тело, сжимал и мял все, что попадалось - груди, бедра, живот - так, что бедная Оля аж хрипела. Но все же и она как-то ухитрялась схватить мой упругий орган, впиваться в него судорожными засосами, от которых перехватывало дух. Потихоньку мы сходили с ума. Мои губы оказались между Олиных ног, припали к ее распаленному влагалищу, а в это время горячий язычок все дальше проникал в мой задний проход. От такой ласки меня охватил такой нечеловеческий восторг, что я чуть не заплакал. Так мы возились и стонали целую вечность, пока, наконец, обессилевшая Олька не откинулась на подушку, раскинув ноги чуть ли не на весь диван. Слегка уставший, я оглянулся. За окном уже наступил день: вовсю светило солнце, шумела детвора, летали птички. Под потолком горела лампочка.

Я залез на свою подружку и от вшей души всадил в нее свой заждавшийся член, закрыв глаза, Олька благодарно хрюкнула. Сначала мы дрючились не спеша, растягивали удовольствие, но затем постепенно начали входить во вкус, и сладкое тепло все больше наполняло мой орган. Олька тем временем, закусив губу, старательно двигала свои тазом; эти движения с каждым разом становились все более сильными, пока наконец, потеряв всякое чувство ритма, Оля не начала мотать своими бедрами так, что я еле поспевал за ней. Мне еще никогда не приходилось заниматься любовью в таком бешеном темпе. Словно какой-нибудь ударник-стахановец, я шуровал своим ломом в этой блаженной шахте и не знал усталости. Если б я тогда что-нибудь соображал, то обязательно бы воскликнул: "Да здравствует Олькина писька! Ура!" Партнерша, судя по всему, также была в восторге. Судорожно схватив меня за волосы, она издавала какие-то непонятные звуки: хриплые стоны, вздохи, невнятные слова, из которых я понял только одно - "мама". Затем она обхватила меня ногами и замерла в трепетном напряжении, я тоже уже ясно чувствовал, что дергаться нам уже осталось недолго, что развязка уже наступает. Еще чуть-чуть, еще два мощных толчка, еще яростней мы вжались друг в друга, еще вдох - и сладостная истома окатила мое тело до самых ногтей, вывернула кости, морозом пробежала по коже. Все померкло и кончилось.