Оба Комитета — и защиты мира, и солидарности с народами Азии и Африки — содержались в значительной степени на средства, выжимаемые партией из русской православной церкви, и на пожертвования, которые демонстративно делались видными писателями, спортсменами и т. п. во имя «дела мира». Церковь убеждала и рядовых прихожан жертвовать их трудовые копейки на то же пресловутое дело мира, и небезуспешно. Бывали случаи, когда прихожане расставались во имя мира со своими фамильными драгоценностями. Люди легко поддавались на пропаганду, и иной раз пожертвования приобретали комический характер. Левченко помнил, например, одну старушку, которая принесла в Комитет цыпленка, полагая, видимо, что он будет отправлен голодающим Вьетнама или какой-нибудь другой страны.
На самом же деле Комитет солидарности с народами Азии и Африки использовал значительную часть пожертвований на то, чтобы приобретать оружие и военное снаряжение для так называемых национально-освободительных движений в Африке и на Среднем Востоке.
Левченко видел, что партия эксплуатирует точно так же, как церковь, и советский Красный крест. Чтобы расположить к себе московских корреспондентов зарубежных коммунистических газет, Международный отдел ЦК предоставлял им бесплатных помощников и выплачивал ежемесячные субсидии в размере трехсот рублей. Но Международный отдел, разумеется, не хотел, чтобы журналисты знали, что эти блага исходят от партии или советского государства. Поэтому все это делалось за счет Красного креста. Люди, платящие взносы в эту организацию, и не подозревали, что их деньги идут на подкуп зарубежных журналистов.
Оба Комитета, а с ними и еще несколько подопечных Международного отдела ЦК размещались в старинном особняке в доме номер 10 по Кропоткинской улице. Здесь Левченко и его сослуживцы трудились по двенадцать часов в сутки, шесть дней в неделю стряпая пропагандистские материалы, организуя демонстрации и готовя инструкции для зарубежных фронтов советского государства. Вся эта деятельность в сущности была направлена на то, чтобы создать иллюзию народного гнева в разных странах — гнева, направленного на американцев, ведущих войну во Вьетнаме.
После такого дня во имя «дела мира» можно было и развлечься. Иногда Левченко присоединялся к компании сослуживцев, спускавшихся в подвал особняка, где располагалась фотолаборатория. Комитетский фотограф, пятидесятилетний старый холостяк, наловчился ловить голубей. Прикрепив кусочек хлеба к длинной бечевке, он одного за другим заманивал голубей в свой подвал и, свернув им шею и ощипав до последнего перышка, тут же зажаривал на вертеле. Жареные голуби отлично шли под водку. После такого изысканного ужина присутствующие привычно разбивались на парочки и расходились в поисках дальнейших удовольствий. Впрочем, по прошествии нескольких месяцев эти трапезы сделались более редкими, а там и вовсе сошли на нет: защитники мира съели в своем районе всех голубей.
Весной 1966 года Левченко как-то позвали к телефону. Сам по себе телефонный звонок был весьма ординарным — обычный вызов в военкомат. Но в военкомате Станислава поджидал некто в гражданском костюме, представившийся как полковник из ГРУ (военная разведка).