Он замер, переживая мысль, пронёсшуюся в голове.

«Да, а почему бы и нет? Так, тихо-тихо, хладнокровнее. Неведомый благодетель, очевидно, расчищает путь в первую очередь себе — но для чего именно таким образом? Стихи из Библии, словно приговор, оправдание официальной казни. А что, если здесь с давних времён действует подполье ангелов? Тех, кто пал с небес, но остался верен творцу миров и столетиями ждёт попадания палачей на Землю, дабы использовать их способности для уничтожения власти демонов. Выдохни, брат. Ты не можешь знать наверняка».

Квартира ему нравилась. Она была даже лучше предыдущей.

На полу, стенах, потолке — белые мохнатые ковры, идеальная звукоизоляция, хоть взрывай здесь гранату. Вся мебель тоже белая: молочно-белый рояль в гостиной, полки цвета мела, в спальне прекрасная двойная кровать в пенных кружевах, снежного цвета стулья. Хорошая «мягкая» подсветка, в баре — безалкогольное пиво, вода и соки, предусмотрительно не распечатанный блок сигарет. Благодетель хочет, чтобы он оставался трезвым, но в то же время не отказывал себе в остальных привычках. Вот только он не помнит… курил ли он вообще? А, какая разница, почему бы и нет.

Киллер сел на пушистый ковёр, поставил рядом пепельницу.

Дым защекотал горло, но, вопреки ожиданию, кашля не было. Глядя в потолок, убийца профессионально пустил изо рта аккуратные сизые кольца. Значит, он курильщик со стажем. Протянув руку, он взял пульт и включил музыкальный центр. По комнате разлилась мягкая приятная музыка. Неизвестный исполнитель пел на английском.

Он резко, до боли в большом пальце жмёт на пульт. На лбу выступили мелкие капли пота. Господи ты боже мой. Он прекрасно понимает, о чём поют. Космонавт рассказывает — нечто такое будет проходить долго, очень долго, а у него в ракете выгорело всё горючее, и вот он остался здесь совсем один… Убийца знает иностранный язык. Он курит. Он равнодушен к алкоголю — за всё время ни разу не потянуло, ему безразличны женщины и (слава богу!) мужчины. Сколько ещё предстоит о себе узнать? Вкус табака вызывает странные ассоциации… Нечто такое далёкое и знакомое… словно бы…

В голове белым огнём разорвалась вспышка.

Стрельба. Люди в камуфляжной форме: крики, мельтешение, рвущий уши рёв и гром. Кажется, это грохочут гусеницы танков. Отряды солдат, пригибаясь, бегут вперёд: он видит прямо перед собой, в собственных руках лоснящийся от оружейного масла ствол. Очередь из пулемёта разрезает толпу пополам, тела летят в стороны, сбитые ударами крупнокалиберных пуль. Слышатся крики, в лицо ему брызжет кровью, но он продолжает бежать. Впереди появляется враг в форме неизвестной ему армии… плоское лицо, глаз не видно, лишь раскрытый в вопле рот. Сам не желая, из одного инстинкта сохранения, он жмёт на гашетку: оружие, содрогаясь от выстрелов, больно бьёт прикладом в живот. Человек впереди исчез, убийца не знает, мёртв он или жив — он просто, задыхаясь, несётся дальше, в исступлении вдавив палец в гашетку. Целый ливень пуль обрушивается на отряд с позиций врага, если он и ранен — боли нет, в горячке боя такое не ощущаешь. Ещё чуть-чуть… вражеский пулемётчик режет пехоту огнём, свинец врезается в мясо, а он невредим… или умирает? Выбора нет — он продолжает бежать. Ствол пулемёта поворачивается тупым рылом в его сторону: повинуясь инстинкту самосохранения, он вскидывает автомат и палит в еле видное издалека, расплывчатое лицо. Пулемёт захлёбывается, к оружию бросаются наперегонки другие солдаты в форме цвета хаки. Но уже поздно — спрыгнув в окоп, он стреляет в упор в одного, другого, третьего. Киллер чётко знает — целиться надо в голову, только так убьёшь наверняка. Белоснежная комната, где он сидит на ковре, зажав в пальцах сигарету, наполняется сплошным грохотом и хрипами умирающих. Патроны на исходе, автомат лязгает пустым магазином. Он бьёт головой в нос следующему солдату, выдирает из скрюченных рук штурмовую винтовку. Штык входит в живот мягко, как в пластилин — убийца профессионально делает круговое движение, наматывая на сталь кишки, и рывком вытаскивает лезвие наружу: противник с воплем валится ему под ноги. Он шагает по трупам, по щиколотку в крови. Пальба вокруг постепенно стихает, он слышит частый стук одиночных выстрелов — однополчане добивают раненых или расстреливают пленных. Это только в кино про войну солдаты пропитаны идеалами рыцарства и милосердия, на деле же резню устраивают все, если потери при штурме велики — когда на твоих глазах убили друга, не слишком хочется толкать речи о Женевской конвенции и идеалах гуманизма. Человечество по природе своей безумно… любые объяснения самых с виду справедливых освободительных войн — на деле не слишком убедительные дешёвые отмазки. Всё кончено. Он стоит среди горы трупов и наблюдает, как на горизонте впереди постепенно гаснет красное солнце.