Отец Георгий на алтаре высоко поднял крест.
— Воскресение твое-е-е-е! — в третий раз громогласно пропел он, и сейчас же церковный хор залился сладчайше — «Христе спасе», вытягивая последнее слово тонкими женскими голосами — с дивным остаточным послевкусием, как хитовую рок-балладу.
Этельвульф откусил от ближайшего кулича.
Один раз, затем второй. У степенной дамы в дорогом платке и итальянском пальто (определённо бизнесвумен) отвалилась челюсть. Она молча смотрела, как кулич в её руках постепенно уменьшается — кусок за куском. Прошло меньше минуты, и на ладонях прихожанки остались одни крошки. Женщина истерически всхлипнула. Рядом в воздухе (она явно это слышала!) кто-то усмехнулся и сыто рыгнул. Дама в итальянском пальто икнула, кулем оседая на пол. Корнелий, набрав в рот воздуха, дунул на свечки у иконы святого Николая — и они эффектно, разом погасли. Среди верующих началось брожение. Некоторые стали усиленно креститься, другие брызгали вокруг святой водой в твёрдом убеждении, что изгоняют беса. Сам бес пожал плечами: «Почему же так мало? Давайте устроим всеобщее купание» — и опрокинул чашу, полную священной субстанции. Вода разлилась по полу: несколько прихожан, сделав нелепые па акробатов-любителей, опрокинулись на спину. У благообразного старичка разбилась банка с пасхой, запахло душистым творогом. Подпрыгнув, Этельвульф что есть мочи треснулся головой об икону. Лик святого Николая, издав жалобный скрип, тяжко грохнулся вниз. Прихожане замерли.
— Христос воскресе из мёртвых, смертию смерть поправ, — пел отец Георгий.
Вперёд выступила старушка — судя по виду, очень боевая.
— Бесы, они креста боятся, — объявила она непреклонным шепотом. — Блудница в своих трусах диавольских сюда Сатану принесла. Сольцы ни у кого не найдётся, православные?
Соль вот как-то случайно в церковь никто не захватил. Не особо смутившись, мощная старушка нашла выход из положения. Этельвульф с удивлением наблюдал, как пол посыпали сахарной глазурью от куличей, шепча загадочные наговоры.
«И они ещё верят в Христа! — поразился демон. — Но при этом чуть что, сразу прибегают к помощи языческих обрядов — ограждаются солью от злых духов, стучат по дереву, изгоняя бесов, и едят кулич, каковой при князе Рюрике пекли в честь праздника урожая.[9] А теперь собираются обратить Сатану в бегство сахарной глазурью. Да что ж это за страна такая? Караул». Он дунул на частички сахара, и они закружились по церкви. Затем вытащил из кармана одного прихожанина айфон, вложил в руку другого и нажал на звук. Айфон издал трель, прихожанин обернулся и без лишних разговоров ударил «вора» куличом в лоб. Благообразная жена невинно избиваемого, только что с одухотворённым лицом подпевавшая «Но адову разрушил еси силу и воскресл еси, яко победитель», безмолвно поддержала законного супруга, надев супостату на голову банку с пасхой. Зачинщик, вслепую махая руками, зацепил ещё одну икону, и та упала на остальных прихожан, вызвав стоны и матерные ругательства. Как уже давно подметил Этельвульф, любой, даже исключительно высокодуховный человек, коему на голову весьма неожиданно рухнет нечто тяжелое, даже в церкви скажет: «Ёб твою мать», кроме, конечно, отца Георгия. Отойдя в сторону, Корнелий любовался на потасовку. «Этак меня и в Коллегии Демонов похвалят, — откровенно королевствовал он. — А что? В такой день небось всё обставил не хуже архонта». Рядом с ним, прямо в церкви, дрались люди, забыв, зачем они сюда вообще пришли. Священник у алтаря, прервав песнопения, в изумлении молчал. Слышался хруст скорлупы пасхальных яиц, коими противники осыпали друг друга.