Сталин, держа в руке давно потухшую трубку, молча стоял и смотрел в окно. «Да, картина маслом «Крушение мечты». Хоть возьми мольберт и пиши», – подумал Андрей, переводивший дух после длинной речи.

– Так вы считаете, что коммунизм не является самой передовой формой общественного устройства? – вдруг повернулся к нему Сталин.

– В теории, наверно, да. Но теория застыла, а практика ушла далеко в сторону.

– А как насчет роли пролетариата в вашем обществе?

– Ставка на пролетариат оказалась ошибочной в долгосрочной перспективе. Этого вовремя не поняли наши идеологи. Во-первых, процент рабочих в современном капиталистическом обществе в разы ниже, чем в прошлом. Из-за технического прогресса, повысившего производительность труда на порядки. То же самое с сельским хозяйством. Акцент в занятости сместился в сферу обслуживания и развлечений. Во-вторых, благодаря все тому же прогрессу создалась ситуация, когда десять – пятнадцать процентов работающих могут обеспечить удовлетворение минимальных потребностей всего остального населения. Современным развитым государствам проще и выгоднее содержать значительное количество своих граждан, платя им, чтобы они не работали и вообще не путались под ногами. Ну а ленивых среди людей достаточно, и их устраивает такое положение вещей. Так что никаких особых классовых противоречий в современных мне капиталистических государствах нет.

– А в других государствах?

– Исламский мир переживает резкий подъем религиозного фанатизма. А Китай… Китай требует отдельного разговора.

– В чем же именно проиграл СССР Западу? Ваше мнение, в двух словах?

– В застывшей идеологии и подборе руководящих кадров. Особенно в последнем. Вы не оставили системы, обеспечивающей приход правильных людей на руководящие посты. С этого все и пошло.

Сталин, видимо, остался доволен четким ответом Воронова, потому что взглянул на него с интересом и спросил:

– Расскажите о себе, Андрей. Кем вы были там?

– Там я немного старше, чем здесь. 27 лет. Окончил авиационно-технологический институт, отслужил положенный год в армии на должности инженера по эксплуатации самолетов. После работал два года на авиационном заводе. Низкая зарплата, ушел. Окончил курсы менеджеров… ну то есть управленцев, – поправился Воронов, заметив непонимающий взгляд вождя. – Устроился в фирму по импорту станков и прочего промышленного оборудования. Недавно стал начальником отдела. Хорошо владею английским. В свободное время увлекался историей авиации и вообще историей, в частности военной.

Сталин кивнул, но ничего не сказал. Андрей надеялся, что произвел на него благоприятное впечатление своими словами.

– О далеком будущем мы еще поговорим, – решился нарушить паузу Воронов. – Но есть более насущная угроза – война.

– Об этом вы расскажете завтра. Уже поздно, отдыхайте.

Серые, в трещинах, стены подвала были покрыты плесенью. Андрей стоял у одной из стен, прикованный к выступающим из нее кольцам ржавой цепью.

– Сэйчас ми проызведем слэдствэнный экспэрымэнт, – сообщил стоящий напротив и раскуривающий трубку Сталин. – Вот ы пасмотрым, куда ты пэрэнэсешся. Давай, Лаврэнтий!