– Господин Симеони прав, – сказал Лафемас. – Ему надо больше простору, чтобы обезоружить меня… хе-хе!.. как, впрочем, и мне, чтобы перерезать ему горло!

Лафемас был очень бледен. Он силился смеяться, но смех его походил на спазматическое удушье.

– Эге! – произнес Симеони. – Да вы, кажется, изволите гневаться, любезнейший господин де Лафемас, за то, что вам предложили научить вас жить?

– Я нисколько не гневаюсь, сударь, – возразил начальник ловкачей дрожащим голосом, ясно противоречащим его словам. – И в доказательство тому – если вы действительно так ловки, как говорите, если вы научите меня жить… ха! ха! меня, который желает, и не скрывает этого научить вас умереть, – готов сделать вам одно предложение.

– Полноте! Какое же?

– Монсеньор кардинал де Ришелье любит людей храбрых и способных.

– И что с того?

– Вечером сего дня я намеревался отправиться к его светлости.

– Ну и?

– И если вы не имеете других планов, то, может быть, вы захотите вступить в ряды гвардейцев первого министра, господин Симеони?

Искатель приключений задумался.

– Не знаю, – промолвил он. – Поговорим об этом позже.

– Поговорим… возможно… если я вас не убью.

Лафемас встал в гарду.

– Поговорим, обязательно поговорим, – сказал Симеони и небрежно скрестил шпагу со шпагой противника.

Следуя полученному совету, Мирабель и Ла Пивардьер, один – слева, другой – справа, стали светить сражающимся, тогда как Жильетта забилась еще дальше под прилавок.

Зловеще бряцнули шпаги, как всегда бывает перед атакой. Симеони, очевидно, именно этого и ожидал. Лафемас и в фехтовании был верен своему характеру: то была воплощенная хитрость, осторожность и – при удобном случае – неукротимость. Удобный случай представился; он сделал резкий выпад, но в тот самый момент, когда он полагал уже, что достиг своей цели, Симеони вышиб у него из рук шпагу.

– Раз! – спокойно проговорил искатель приключений.

Лафемас прикусил губу с такой злостью, что пошла кровь, но не произнес и слова.

Он лишь поднял шпагу и вновь встал в стойку.

Новая схватка продолжалась дольше первой.

Нападения со стороны Лафемаса участились, при этом Симеони заметил, что ему и правда хотят нанести смертельный удар.

«Нет, ему явно невыгодно представлять меня кардиналу», – подумал он и, парировав удар Лафемаса, так ловко приподнял шпагу противника, что та, взлетев к потолку, вонзилась в стоявшую позади Паскаля скамейку.

– Два! – сказал он спокойно и подал шпагу Лафемасу. – Угодно ли продолжить?

В душе у Лафемаса кипело; он бы с радостью отдал за реванш – реванш ужасный, безжалостный – пару лет своей жизни, но Лафемас был не только отъявленным мерзавцем, но и человеком разумным.

«Из этого пройдохи выйдет отличный новобранец для гвардии господина де Ришелье! – подумал он. – Новобранец, за которого я получу щедрое вознаграждение, и который – кто знает! – возможно, станет мне надежным помощником в моих делах».

Вслух же он сказал следующее:

– Довольно, сударь. Я признаю себя побежденным и должным вам двадцать пять пистолей. И, честное слово, я не стану жалеть об этих деньгах. Теперь я вижу, что мне, который считал себя мастером клинка, предстоит еще многому научиться. Вы ведь поработаете со мной в паре, господин Симеони, конечно, если вы не слишком заняты?