Интересно, вспомните ли Вы, что следующий вторник - день моего рождения. В это самое утро и будет отправлено мое письмо.

Просматривая написанное, я поражен тем, как мало мне удалось Вам рассказать и как много даже теперь уже у меня накопилось материала, требующего устной передачи. Американские бедняки, американские фабрики, всевозможные учреждения - у меня уже набралось на целую книгу! В этом городе, да и во всей Новой Англии, не найдется человека, у которого не пылал бы огонь в камине и который не имел бы каждый день мясо к обеду. Меч, охваченный пламенем, появись он внезапно на небе, привлек бы меньше внимания к себе, чем нищий на улице. А в той школе для слепых не носят этой унылой и некрасивой одежды, одинаковой для всех, которая обычно принята в богадельнях. Каждый одет сообразно своему собственному вкусу, и индивидуальность каждого мальчика и каждой девочки со всеми ее особенностями сохраняется точно так же, как если бы они жили дома в своей семье. В театре дамы всегда сидят в первом ряду ложи. Галерка столь же благопристойна, как амфитеатр в нашем драгоценном Друри-Лейн. Человек о семи головах тут был бы меньшим чудом, чем неграмотный.

Не буду говорить (я сказал "говорить" - ах, если б это было возможно!) о милых, дорогих детях, потому что знаю, что о них, должно быть, много в тех письмах из дому, которые мы с таким нетерпением ожидаем...

94

ТОМАСУ МИТТОНУ

Бостон, Тремонт-хаус,

31 январи 1842 г.

Дорогой Миттон,

Мой нынешний образ жизни так утомляет меня, что за все это время я удосужился написать всего одно сколько-нибудь толковое письмо с отчетом о наших приключениях. Оно послано Форстеру, с тем чтобы он поведал Вам все новости о нас; у него же найдете газеты, которые я с оказией переслал ему и из которых Вы можете узнать еще кое-какие подробности.

Дорога была ужасная, и все офицеры экипажа говорят, что на их памяти ничего подобного не бывало. Мы плыли восемнадцать дней; перенесли страшный шторм, которым сорвал кожухи гребных колес и разбил спасательные шлюпки; кроме того, где-то возле Галифакса сели на мель и всю ночь простояли на якоре в окружении рифов и валунов. С тех пор как покинули Ла-Манш, нам довелось всего лишь один день наслаждаться хорошей погодой. В довершение к прочим неудобствам, нас было восемьдесят шесть пассажиров. Я болел пять дней, Кэт - шесть; впрочем она страдала всю дорогу; у нее страшно распухла щека, и она все время пребывала в смертельном страхе.

Нет никакой возможности передать Вам, как меня здесь принимают. Ни одного короля, ни одного императора не приветствовали такие толпы народа, ни за кем так не ходили по пятам, никому не задавали таких великолепных балов и обедов, ни к кому не присылали столько депутаций и делегаций. Одна из этих депутаций прибыла с Дальнего Запада, за две тысячи миль отсюда! Сажусь ли я в карету - толпа обступает ее и сопровождает до самого дома; появляюсь в театре - весь зал (набитый битком, до самой крыши) поднимается, как один человек, и устраивает овацию. Вы не можете себе представить, что это такое! Сейчас, например, я зван на пять огромных банкетов и имею приглашения из каждого города, деревни и селения в Штатах.