– Я поспать мечтаю, – сказал Лоскутов и открыл заднюю дверцу потрепанного «жигуленка». – Поехали, что ли?

Томилин проводил взглядом красные огоньки очередного грузовика, уносящегося в сгущающийся сумрак, и зло сплюнул себе под ноги. Все складывалось как нельзя хуже – чужие края, пустые карманы, ночь, дорога среди гор и перелесков, враждебные темные заросли, в которых ему чудились подозрительные шорохи, – в общем, полная ерунда. Володе было не привыкать. В его жизни всегда все было плохо. Конечно, он сам был во всем виноват, но хотелось хотя бы немного милосердия, а его не желали подбирать даже бесстрашные уральские водилы. Один, правда, рискнул, бесшабашная голова, но сразу выяснилось, что им, строго говоря, не совсем по пути, и он подбросил Томилина только до половины дороги, высадив на темном перекрестке. Второго доброго самаритянина не нашлось, и Володе грозила перспектива заночевать в лесу среди живописных уральских гор. В своей бурной жизни Томилину приходилось ночевать во многих экзотических местах – в женских общежитиях, в вытрезвителях, на яхтах, в самолетах, в метро, в тюремной камере. Один раз он даже спал в кабине бульдозера. Такие вещи его нисколько не угнетали. Но вот на природе он ночевать не любил, особенно если вот так – один. Ночью Володю всегда тянуло к девушкам, к огням, к нехитрым развлечениям. Однако сегодня, похоже, ничего хорошего ему не светило, и мысль об этом навевала на Томилина уныние. Он был голоден, устал как собака, голова у него гудела от проходившего похмелья, и ныли ребра от тумаков, полученных, так сказать, на дорожку.

Безнадежно он оглядывался по сторонам, пытаясь различить в надвигающейся темноте блеск автомобильных фар или огоньки какого-нибудь селения. Все вокруг будто вымерло. Лишь неподвижные силуэты хвойных деревьев, да черные огромные камни, да какие-то жутковатые тени, скользящие по влажной от росы траве. Нет, обстановка была нерадостная, неприятная для цивилизованного человека. Особенно для человека, у которого буквально ничего не осталось за душой.

Томилин прикинул, как скоро ему удастся добраться до Веснянки пешком. При самом благоприятном раскладе получалось, что уйдет на это часов шесть-семь. Да и то, если он в темноте не собьется с дороги. И если не развалятся раньше почти бутафорские белогвардейские сапоги. На дальние расстояния эта обувь заведомо не была рассчитана.

В тяжелом раздумье Володя медленно шагал по дороге среди мрачных теней, как вдруг где-то неподалеку послышался нежный замирающий звон гитары. Томилин с недоверием прислушался, не померещилось ли ему с голодухи. Но нет, звук повторился. Аккорд был прозрачен и чист, словно названивал кристальный родник в чаще волшебного леса. Володя почему-то перекрестился, хотя в бога никогда не верил, и пошел на звук, ускоряя шаги. Вскоре он уже ясно различил наигрываемую мелодию. Она была ему незнакома. В ней одновременно слышалась глубокая грусть и спокойная сила. Наверное, это была песня, однако голос гитарным переборам пока не вторил, или певец пел слишком тихо, для себя.