— За десять-то минут? — нахмурилась я.

— Может, не трахается, но все равно обидно.

— Так это рыжая приходила?

— Черт знает. На ней вроде парик был… а может, не парик. Волосы длинные, каштановые, очки классные такие, и одета с иголочки. Конечно, Наташка девка хоть куда, но от таких, как та, что приходила, мужики обычно с катушек съезжают. В общем, ушла она, и Таболин в зал спустился, а я за Максимом пошла, но его в комнате не было. Наверное, в окно вылез, у нас тут рядом лестница пожарная, спуститься можно.

Я подошла к окну и смогла убедиться, что это в самом деле нетрудно. Лестница в двух шагах от окна, и, пристроившись на ней, можно было отлично слышать, о чем говорят в комнате.

— А как выглядел этот Максим? — забыв про осторожность, спросила я.

— Обыкновенно, — пожала плечами Женя. — Симпатичный парень… Глаза у него запоминающиеся, очень светлые, но он почти всегда в очках.

— Очень светлые? Голубые, что ли?

— Ага. Ну вот, Наташка номер закончила, вернулась к себе, а я ей рассказала про этого гада Таболина, она здорово разозлилась — и правильно. Устроил здесь дом свиданий… Наташка виду показывать не стала, в ресторан к нему отправилась, а мне говорит: я этого гада выслежу и мымру его тоже. Я, говорит, узнаю, кто она такая, не зря, говорит, Таболин боится, наверняка чья-то жена, вот я и расскажу мужу про ее шашни, пусть он ей мозги-то вправит.

— Хорошая идея, — согласилась я, думая при этом, от каких нелепых случайностей порой зависит наша жизнь.

Женька между тем увлеченно продолжала рассказывать:

— На другой день она пораньше отпросилась. Я сразу поняла: за Серегой следит, и точно. Вернулась уже на следующий вечер, часам к семи, я уж беспокоиться стала, мы в семь начинаем, а она всегда пораньше приходила. Спрашиваю: «Где была?», она мне: «На даче у Таболина», и вроде как испугана очень. Я к ней с расспросами, а она молчит как рыба. Ничегошеньки мне не сказала, как я с ней ни билась. И в тот же вечер исчезла. Теперь ясно?

— Не очень, — призналась я.

— А мне вот сразу все ясно стало. Выследила она подлеца Таболина, а он ее за это убил. Один тип, в нашем городе хорошо известный, ему двоюродным братом приходится, оттого Серега ничего не опасался, а менты не шибко напрягались. Натаха где-то здесь, бродит душа ее неприкаянно… А мне одно беспокойство в этой комнате, — совершенно неожиданно закончила Женька.

— А этот Максим, он раньше здесь появлялся? — спросила я, совершенно не заботясь о конспирации.

— Нет. Никогда. Я бы запомнила. Я тут с открытия. Вот Сашка часто заглядывал, он нашей стервы Жанки хахаль, она его лет на десять старше, просто смешно…

— Да неужели? — услышали мы за спиной женский голос, обернулись и увидели в дверях ту самую певичку бальзаковского возраста, она стояла, сложив руки на груди, привалившись к косяку, и насмешливо нас разглядывала.

— Ну и чего ты приперлась? — спросила Женька, поднимаясь.

— Язык у тебя точно помело, — презрительно бросила женщина. — Смотри, доболтаешься.

— А ты мне не грози. Очень я тебя испугалась. — Судя по гневно сверкающим глазам, дело шло к потасовке, я засеменила к двери и, воспользовавшись тем, что обе дамы заняты, выскользнула в коридор.