— Брат принес из Старой Москвы, с охоты, — гордо сказал Хафиз. — Их там целая река, таких камней. Я у него выспросил дорогу. Пошли завтра со мной!

Саида одолевали сомнения.

— Что же твой брат не набрал там мешок? Разбогател бы.

Хафиз пренебрежительно махнул рукой.

— Да он кроме своей охоты на собак и знать ничего не знает. Думает, это стекляшка. Пошли! А не хочешь, и без тебя найду с кем сходить. — Он поглядел на Саида с прищуром. — Или боишься?

Этот вопрос решил дело. Следующим утром Саид торопливо надраил пол на террасе чайханы, отпросился у отца погулять (отец даже не спросил куда — врать не пришлось) и покатил на велосипеде к месту встречи, на пустырь у Южных ворот. Хафиз уже ждал на своем велике. Он оказался предусмотрительным — захватил бутылку воды и какую-то нацарапанную от руки карту. Друзья выехали из Рабата на бывшее Дмитровское шоссе и покатили на юг.

В свое время огненные копья Аллаха сожгли асфальт шоссе, а дожди и зимы довершили разрушение. Древняя дорога давным-давно превратилась в расплывшийся травянистый вал. Но по нему шла удобная колея, накатанная мобилями археологов из Новой Москвы, и ехать по ней было удобнее, чем по степи. Скоро Саид и Хафиз миновали овечий выгон и въехали на окраину гигантского города.

Дома-башни сравнительно недавней постройки, высокие, просторно расположенные, еще не успели до конца разрушиться. Их остовы из прочной карбокерамики обросли лишайником и птичьими гнездами, над обломанными верхушками вились и галдели стаи птиц — но все-таки эти дома еще выглядели как дома. Дальше потянулись старые районы, много веков назад застроенные хлипкими бетонными зданиями — вот от них теперь остались только бугры, заросшие полынью. Здесь Хафиз то и дело останавливался, чтобы свериться с картой. «Восемь кварталов на юг… — важно бормотал он (как будто себе под нос, но так, чтобы Саид слышал). — Три квартала на восток…» Наконец они наткнулись на речушку, что прорыла извилистый овраг сквозь бывшие кварталы. Притормаживая, вздымая клубы белой пыли, мальчики по дну сухого распадка съехали к реке. Та почти пересохла — галечник русла был едва смочен водой.

— Вот, — Хафиз с видом скромного торжества поднял плоскую гальку. — Видишь? Они тут все такие.

И правда — если отмыть камешек от пыли, он оказывался прозрачным. Река сокровищ! Саид присел, с восторгом перебирая гальки, набивая карманы самыми крупными и красивыми. Скоро он, однако, присмотрелся и ощутил горькое разочарование.

— Это стекло, дубина, — он чуть не ткнул очередную находку Хафизу в нос. — Видишь? Трещина. И пузырьки. Разве в камнях такое бывает? — Он бросил стекляшку наземь и с хрустом раздавил ногой. — Тут были дома со стеклянными окнами. Окна разбились, речка обкатала осколки. Тьфу! Поехали домой.

Хафиз схватил его за руку.

— Стой где стоишь.

Саид замер.

Он тоже увидел собаку.

Желтая собака в черных подпалинах, тощая, вислоухая, стояла в десяти шагах и щерила на них пасть в грязных сосульках бороды. Дикая собака. Самый страшный зверь в степи. Саид никогда не видел их так близко, но какой-то древний инстинкт подсказывал, что ее поза — поза готовности к атаке. Зверь встретил его взгляд и глухо зарычал.