— Да, сэр, — ответил я. — Это и есть вторая причина, по которой я решил ускорить течение любовного романа.

Мак замолчал на секунду.

— Раз уж Крох тебя опознал, едва ли стоит разыгрывать любительский спектакль с вашим романом.

— Мне следует поступать естественно, если мы хотим выманить его за город, — сказал я. — Я не так хорошо знаю Новый Орлеан, чтобы действовать в городе, еще сам окажусь за решеткой. А Крох ведет себя так смело и открыто, будто и впрямь хочет привлечь к себе внимание. Что если черное дело поручено кому-то другому, а громадный, оглушительный, напористый Крох нужен просто для отвода глаз?

— В таком случае Крох уже предупредил о твоем существовании другого агента. Ваш сценарий с Мариасси никого не обманет. А мы в первую очередь хлопочем не о том, чтобы раскрыть всех агентов, нам нужен только один. Тот, который заговорит. Тот, кто выведет нас на Тауссига.

— Видит Бог, я отнюдь не жажду выпивки и ухаживаний за нашей интеллектуалкой в твиде, не говоря уже о женитьбе на ней, пусть и фиктивной. Но пока я не узнаю наверняка, что происходит, лучше придерживаться старого плана с мелкими поправками. Будем надеяться, что кого-то еще удастся обвести вокруг пальца, кто знает?

— Может, ты и прав, — согласился Мак. — По здравом размышлении не стоит, пожалуй, поспешно отказываться от продуманного плана, особенно, когда противник действует так странно. Хорошо, я… — он замолчал. Я услышал телефонные трели в комнате где-то за полторы тысячи миль на северо-восток. — Минутку, это, кажется, долгожданный звонок.

Я сидел на кровати, тупо уставившись в стену, и не мог никак забыть о маленьком поруганном теле, лежащем ничком на скомканной постели в разгромленной комнате. Затем перед моим мысленным взором возникла горящая машина, бренные останки, прикрытые одеялом, и серебряная туфелька. Я слышал, как Мак поднял трубку. Когда он заговорил, в его голосе звучала тревога:

— Эрик?

— Да, сэр?

— Разыскать доктора Мариасси мы не можем. Она ушла и строго-настрого велела не беспокоить, оставив распоряжение портье. Не вызывая подозрений, по телефону не установить — отдано оно женщиной или мужчиной.

— Боже ты мой! — воскликнул я. — Ведь знал же, что надо идти прямо к ней. К черту все предосторожности и сценарии, я уже ушел.

Комната Оливии Мариасси находилась на третьем этаже, двумя этажами ниже моей. Я воспользовался лестницей. Похоже, никого не интересовало, куда я иду. Никто не торчал и в коридоре, рядом с номером 310. Казалось, слежки нет, но времени окончательно убедиться в этом не было. Я постучал. Женский голос незамедлительно спросил: «Кто там?»

От сердца отлегло. Наверное, я действительно разволновался. Но тут же меня охватила злость. Наша ученая дама была жива и здорова и, судя по спокойному тону ее голоса, ни о чем не догадывалась, но, очевидно, полагала, что я выкрикну свое имя и изложу дело через дверь, какого же черта тогда она велела не беспокоить ее по телефону?!

— Это плоская площадка, — прошептал я пароль, — как на авианосце.

— А!..

Последовала пауза, затем дверь распахнулась. Она все еще была при полном параде, в своем твидовом костюме. Единственная уступка позднему часу — распахнутый жакет. Стоя у двери, она поспешно застегнула его наглухо. Она оказалась даже в туфлях, хотя я мог бы побиться об заклад, что обулась наш доктор только что. Ни одна женщина, какой бы интеллектуалкой до мозга костей ни была, не способна поздней ночью сидеть за книгой в туфлях на высоких каблуках.