Тепляков слегка покраснел.

— А гранаты? — спросил он. — Никаких ведь гранат на самом деле не было.

— Гранаты — это художественный вымысел, — объяснил Жмуркин. — Это символ непреклонности и мужества, с одной стороны, и неотвратимости воздаяния — с другой. К тому же это неожиданно для зрителя, неожиданно…

— Ну да, неожиданно. А где взяли?

— Они ненастоящие, — заверил Жмуркин. — Пластиковые. Двадцать рублей штука, у меня все квитанции сохранились…

— Не надо, верю. Я смотрю, деньги вы освоили. — Тепляков указал в сторону экрана. — Это хорошо. Помидоров, наверное, грузовика два угрохали… Впрочем, бог с ним, я все равно эти деньги в рулетку выиграл. А вообще, мне нравится. С фантазией. Только, знаете, после этого вашего клипа новый слух появится — что я всех своих школьных товарищей гранатами взорвал. Хотя… одним слухом больше, одним меньше. Кстати, как песня называется?

— „Серийный уби…“ — начал было Витька, но Жмуркин больно наступил ему на ногу.

— Песня называется „Кис-кис“, — сказал Жмуркин наглым и самоуверенным голосом. — И, Владимир Васильевич, мы хотели поговорить о копирайтах…

— О чем?

— Об авторских правах. Нам кажется, что справедливо распределить права следующим образом. Вы, как спонсор клипа, получаете права на клип, то есть на видео. А мы, как создатели, получаем право на аудио, то есть на фонограмму.

— Да ты просто юный бизнесмен! — засмеялся Тепляков. — Я, пожалуй, кое-что тебе дам.

Тепляков достал из кармана небольшой серебряный зажим для денег в виде доллара и кинул его Жмуркину.

— Подарок, — сказал Тепляков. — А насчет прав на фонограмму… Я согласен. Приходи через пару дней ко мне в офис, все оформим. Договор, права, наш юрист посмотрит. Да, кстати, насчет конкурса — завтра я отправлю клип с курьером в Москву, конкурс уже скоро… Ну, а о результатах я сообщу. Ура?

— Ура! — крикнул Жмуркин. — Ура!

Витька, Генка и Жмуркин тоже немного порадовались. Они не очень уютно чувствовали себя рядом с Тепляковым, хотя сам Тепляков несильно отличался от других людей и уж никак не походил на самого богатого и могущественного человека в радиусе тысячи километров.

Тепляков понял это, посмотрел на часы, сказал, что ему уже пора идти — надо закатывать конкурентов в бочки с цементом. Увидев перекосившиеся лица ребят, Тепляков сказал, что пошутил. И ушел. Перед тем как выйти из зала, он остановился и подмигнул Витьке:

— До сих пор помидоров не ем. И томатный сок ненавижу.

Витька посмотрел на пачку сока в своей руке. Выронил на пол. По паркету потекла красная лужа.

— Ну, ты, Жмуркин, и свинья… — только и смог сказать Витька.

— Получилось. — Жмуркин счастливо свалился в кресло. — У нас получилось. Живы… Прощай, кадетское училище, хрен вам „Ты теперь в армии…“.

— Вроде да. — Парамохин все глядел в сторону ушедшего Теплякова. — Вроде получилось…

— Это знак! — завелся Жмуркин. — Это знак! Я теперь режиссер! Вы — моя группа. „Жмуркин и сыновья“! Или нет, я не хочу иметь таких сыновей! Моя фирма будет называться „Жмуркин Films“! Размещаем рекламу в Интернете, начинаем клепать клипы… Даже нет! Клипы любой баклан может! У нас будет группа широкого профиля. Мы будем снимать короткометражки, документальные фильмы, клипы для разнообразия, рекламу, рекламу, рекламу — и, когда накопим опыта, когда количество перейдет в качество, мы снимем большой фильм! Тепляков снова нас проспонсирует и отправит фильм на Каннский фестиваль. И тогда… И тогда — жизнь удалась!