С этими словами Дима рухнул на песок и стал как бы совершенно умирать с голоду у Женьки на глазах.

А Женька! Да разве мог он перенести, чтобы капитан Соври-голова, он же капитан Coгo и его троюродный брат, принял его за жадюгу путешественника! Нет, он не мог этого перенести! Ему легче было принести в жертву новые кожаные ботинки, чем потерять уважение такого человека! Только бы Дима считал, что он уже вполне готов к любым путешествиям.

– Хорошо, – сказал Женька. – Давай съедим мои ботинки, но только вместе с твоими кедами.

Не говоря ни слова больше, Женька снял свои ботинки и стал мыть их в реке.

– Ботинки сырые будем есть или варёные? – спросил он Диму прерывающимся голосом.

Дима подумал и сказал:

– Раз огонь не кончился, можно и варёные…

Всё-таки Дима хороший человек и добрый. Другой бы на его месте вполне мог заставить есть ботинки сырыми. Женька подошёл к котлу, в котором он собирался варить уху, зажмурился и, затаив дыхание, опустил ботинки в кипящую воду. Потом незаметно от Димы подбросил в котёл ещё пять картошек, три морковки и две луковицы, но умирающий от голода Дима каким-то образом это заметил и заставил вытащить всю приправу обратно: и пять картошек, и три морковки, и две луковицы…

– Что ты тут устраиваешь какой-то суп с ботинками… – сказал он. – Ишь какой кулинар нашёлся…

– Это я-то кулинар?

Но Дима, видно, и сам пожалел, что так незаслуженно обидел Женьку, потому что он вдруг сжалился и сказал:

– Если уж тебе хочется, чтобы ботинки были повкуснее, пожалуйста, для первого раза можешь посолить воду. Соль у нас ещё осталась… И перец остался, и лавровый лист…

«Нет, всё-таки Дима – великодушный чело-век», – подумал Женька, подбрасывая вместе с солью в кипяток чёрный перец и несколько лавровых листьев.

Вода в котле бурлила ключом. Ботинки крутились в кипятке, как белки в колесе. То правый наверх выплывет, то левый… А Женька мешал ложкой воду, стараясь не глядеть на ботинки, и всё время думал, что его маме, наверное, будет очень неприятно, когда она узнает, что он съел свои ботинки уже на второй день… Если бы Женька хоть немного поносил их и съел, скажем, через месяц или через два, тогда бы это, конечно, её не расстроило.

Женька так глубоко задумался, что даже не успел заметить, как его ботинки сварились. Лишь когда Дима заорал «готово» и подцепил на вилку варёный ботинок, он отвлёкся от своих грустных мыслей.

– Готово, – сказал Димка, кладя дымящиеся ботинки на лист лопуха.

Сначала на холодное они стали жевать разорванные на куски кеды, а потом перешли к ботинкам.

– В самый раз, – сказал Дима, глотая с аппетитом ушко.

Затем он разрезал на куски кожаный верх… Хотя Женька мысленно тоже умирал от голода, есть с таким аппетитом, как Дима, свои ботинки он не мог.

Вероятно, Дима расправился бы со всем ботинком, который ему достался, включая подмётку и даже каблук, но в разгар пира в дальних кустах раздался треск, и среди зелени появилась голова Диминой сестры Зинаиды.

– Димка! Женька! – закричала она, подозрительно глядя. – Вот вы где! А вас Валентина Николаевна зовёт!