— Станом зовут, но в детстве болел я тяжело, вот и сменили мне имя на Ипата,[10] и с той поры я с двумя именами.

— Ну, так знай же, дяденька, что и про тебя песенка сложена:

— Эге-ге, тут-то обставил ты меня, Кирикэ! Вот чёртов парень! Сущий чертёнок, всё знает! Телом, правда, не вышел, а умом горазд. А не отгадаешь ли, часом, мою загадку? Широкое — на широкое, на широкое

— горячее, на горячее — раскоряченное, на раскоряченное

— кривизна, на кривизне — белизна, на белизне — желтизна, на желтизне — молодец?

Заулыбался Кирикэ, говорит:

— Ежели отгадаю, дашь мне один кус?

— Да знаешь ли, что это? Отгадай сперва, потом увидим.

— Чему же и быть? — говорит Кирикэ. — Перед домом печь, пламя, таганец, чугунок, вода в чугунке, мука и пестик — мамалыгу мешать.

— Молодец, Кирикэ! Теперь и сам вижу, что малый ты хоть куда! Сколько просишь за год, если ко мне наймёшься?

— Да видишь ли… на год не нанимаюсь.

— А на сколько же?

— На три года сразу, потому не привык я переходить от хозяина к хозяину, да и научиться кой-чему хочу, пока от тебя не уйду.

— Да по мне ещё лучше этак, Кирикэ. И что за три года просишь?

— Что прошу? Еды и одежды сколько потребуется, а когда выйдет срок, позволишь взять из хаты твоей что захочу.

— Это ещё что за уговор? Может, душу мою забрать вздумаешь, или кто знает, что ещё тебе в голову взбредёт.

— Да нет же, дядя Ипат, будь спокоен, многого от тебя не потребую. И потом, что я заберу из хаты, того тебе не надобно.

— Вот так-так, — пробормотал Ипат. — Не возьму я слова твои в толк. Балану в пору в них разобраться, раз не говоришь ты понятно.

— Да уж как сказать, дядя Ипат. Уговор — не спор; лучше раньше договориться, чем позже.

— То-то и я говорю, чёртов мозгляк. Не тяни ты, скажи ясно, чтобы знал я, что твоё и что моё.

— Да ну же, дядя Ипат, да ну же; не упрямься из-за пустяка, не о царстве целом речь идёт.

— Знаешь что, Кирикэ, оставайся у меня, тогда и договоримся. Вижу, парень ты с головой и — чем чёрт не шутит — может, и работяга; вроде знаешь, что к чему.

— Об этом, дядя Ипат, не беспокойся, — отвечает Кирикэ. — Не смотри, что я мал. Ту работу, что я для тебя проверну, другой не сделает, будь он хоть семи пядей во лбу.

— Что ж, может, и так. Хорошо бы, Кирикэ, кабы всё правда была, что ты говоришь. Зато тебе и впрямь хозяин достался добрее доброго: только заранее уговоримся: не сквернословь, а то, смотри, выведешь меня из себя и как бы чего не случилось.

— И на этот счёт будь спокоен, дядя Ипат.

— Значит, уговорились. А теперь поесть тебе надо. Вот тебе картошка с чесночной подливой и мамалыгой. Ну, уплетай, а после за дело берись.

Присел паренёк по-пастушьи, на одно колено, перекусил на скорую руку и принялся за работу. И так он справлялся усердно и ловко, будто с рождения здесь находился, а сам Ипат ещё с большей охотой трудился рядом с ним, вовсе забыл про скуку, себя не помнил от радости. С того дня, как нанялся к нему Кирикэ, удача так и пёрла со всех сторон, и он уже счёт потерял своему добру.