– А ну тебя! – радостно откликнулась Аникина.
– Ну а чего тогда явилась? По мне, что ли, соскучилась?
– А вот чего. – Ангелина Степановна подошла поближе к стеклянной перегородке, делавшей Селезнева похожим на хищную аквариумную рыбину. – Мне телефончик один надо узнать. Племяннице хочу позвонить. А как назло, номер забыла. Адрес помню, а номер вылетел из головы. Может, узнаешь по своим каналам?
– Не положено. – Селезнев расплылся в улыбке. Эти слова звучали для него красивым музыкальным аккордом.
– Ну что ты, в самом деле! – Аникина делала вид, что не понимает того, что просит капитана совершить служебное нарушение. – К тебе как к человеку…
Отблагодарим, как полагается. Это ж для тебя минутное дело!
Последние слова смутили решительность капитана Селезнева.
– Да тише ты, разоралась! Какой там, говоришь, адрес у твоей племянницы?
– Фурштатская, двадцать четыре, пятнадцать, – быстро проговорила Ангелина Степановна.
– Посидите тут, – строго сказал капитан Селезнев и начал крутить телефонный диск.
Дверь дежурки открылась. Привели задержанную – цветущую кавказскую женщину лет тридцати с небольшим. Селезнев только махнул рукой, мол, занят. Закончил разговор, что-то записал и только потом строго спросил:
– У вас?
– Да вот гражданка без документов.
– Сейчас разберемся. Аникина, – вызвал он.
– Тут я, – отозвалась уборщица.
– Получите. – Дежурный по отделению являл собой воплощенное карающее правосудие. – Все поняли?
– Поняла, поняла, – закивала Аникина, взяла бумажку и поспешила вон из отделения.
Сучков неторопливо последовал за ней до ларьков «У Завена», где приобрел магарыч: два пластиковых стаканчика с водкой, известных в народе под названием «русский йогурт».
Когда они вернулись, разбирательство с уроженкой Кавказа набирало силу.
– Что значит «нэ прапысана»? – Женщина широко улыбнулась золотозубой улыбкой. – Я жи гава-рю: Плиханова; симнадцать.
– Нет там таких, – хмурился Селезнев. – Прописана или проживаешь?
– А что, какой такой разница? – Женщина сделала удивленное лицо. – Живу там. Какой такой прапыска? Я в этом не разбираюсь. Видишь, я женщина темная. – Она развела руками и снова ухмыльнулась без тени смущения. Кавказский акцент вдруг значительно уменьшился. – В первый раз в милиции. Не понимаю про такие тонкости: прописана, проживаю. – Она ехидно посмотрела на капитана:
– Не женского ума это дело. Вот вы – мужчина, вы мне и объясните.
– Ладно. – Капитан Селезнев махнул молодым милиционерам. – Вы идите, а я тут с ней разберусь. Туда сядь. – Он указал южанке на самую отдаленную из скамеек. – А ты сюда подойди, – махнул он Аникиной.
Капитан Селезнев был доволен сегодняшним уловом. Смена скоро кончится, а он, как говорится, и сыт, и пьян, и нос в табаке. Немного подпортила утро эта убитая в электричке, но милиция есть милиция, и мент – он все-таки не дамский мастер.
Кол Шакутин брел по вокзальной площади, не разбирая дороги. Все, все пропало. С тех пор как за долги он лишился квартиры, с ним не случалось такой беды. И надо же было оказаться таким лохом. Ведь сам все показал и рассказал.