Как обычно, Кронен избегал смотреть старику в лицо. После той аварии на его лицо все старались не смотреть, и это очень раздражало старика. Уже пять лет никто не смотрел ему прямо в глаза, уже пять лет люди не могли взглянуть на его лицо без содрогания. Даже Кронен, которого старик считал чуть ли не сыном, обычно отводил глаза в сторону. Молодые люди поколения Кронена слишком носятся с соблюдением приличий.

— Значит, в Басре все прошло хорошо? — спросил старик.

— Да. Я уже поговорил с поставщиком.

Они прошли по тропинке от розовых кустов до пруда. Из-за холодного воздуха у старика разболелось горло и вырвался сиплый сухой кашель. Он поплотнее закутался в свой шарф.

— У меня для тебя новое задание, — сказал он. — Касательно одной женщины.

Кронен остановился, в его глазах появился интерес. На солнце его волосы казались почти белыми.

— Кто она?

— Ее имя Сара Фонтейн. Это жена Джеффри Фонтейна. Посмотрим, куда она тебя приведет.

— Я не понимаю, сэр, — нахмурился Кронен. — Мне сказали, Фонтейн мертв.

— Как бы то ни было, проследи за ней. Согласно американскому источнику, у нее скромная квартирка в Джорджтауне. Ей тридцать два года, работает микробиологом. Скорее всего, она никак не связана с разведкой, но точно сказать нельзя.

— Могу я связаться с нашим источником?

— Нет. Его положение слишком… деликатное.

Кронен кивнул, тут же отказавшись от своей идеи. Он достаточно долго работал со стариком и знал, как проворачиваются подобные дела. У каждого своя территория, свое место. Никогда не пытайся нарушить границы. Даже Кронен, хотя старик ему и доверял, знал не обо всем. Все знал только старик.

Они шли по берегу пруда. Старик достал из кармана пальто хлеб, который принес из дома. Он бросил пригоршню крошек в воду и стал наблюдать, как они набухают. В камышах заплескались утки. Когда Нинке была жива, она каждое утро отправлялась в парк, чтобы скормить уткам свой тост, оставшийся от завтрака. Ее беспокоило, что тем птицам, что слабее, трудно добывать себе пищу.

— Гляди, Франс! — говорила она. — Они стали такими толстыми! Не зря я кормила их тостами!

И вот теперь он здесь, кормит уток, до которых ему нет никакого дела. У него есть только воспоминание о том, что Нинке их любила. Старик бережно сложил обертку от хлеба и сунул в карман. У него возникла мысль о том, как это грустно и жалко — хранить старую обертку. Для чего?

Поверхность пруда стала мрачно-серой.

«Куда делось солнце?» — подумал старик и, не глядя на Кронена, произнес:

— Мне нужна информация об этой женщине. Отправляйся скорее.

— Конечно.

— Будь осторожен в Вашингтоне. Я так понимаю, там сильно возросла преступность.

Кронен рассмеялся и, уходя, сказал:

— До свидания, менеер.

— До скорого, — кивнул старик.

В лаборатории, где работала Сара, было безупречно чисто. Микроскопы блестели, рабочие столы и раковины постоянно дезинфицировали, инкубационные камеры протирали два раза в день. Работа Сары включала строгий контроль дезинфекции. Она любила чистоту. Но когда Сара села за стол и принялась перебирать стопку предметных стекол для микроскопа, ей в голову пришла мысль, что стерильность этого помещения каким-то образом распространилась и на всю ее жизнь.