Накануне Нового года мне хочется забыть обо всем, и я напиваюсь, впрочем, не сильно, в компании Штрикера и Генриха. Помню, как мы громко распевали песни, а в полночь Бинг выпустил в небо целую очередь трассирующих пуль из новенького MG 42. Услышав речь партийного руководства, мы тут же выключили радио. Не хотелось в праздничную ночь слышать никаких высокопарных слов.

На следующий день мы берем курс на материк и 2 января поездом добираемся до места выполнения нового боевого задания, операции «Нордвинд».

Поезд медленно проезжает по мосту через Рейн, приближаясь к Кельну. Несмотря на холод снаружи наш товарищ Шмидхен, уроженец этого города, приоткрывает дверь вагона, чтобы посмотреть на реку. В эту безлунную ночь и в условиях ночного затемнения на берегах не видно огней. Устремляем взгляды в кромешную тьму. Я не испытываю ничего особенного. В отличие от моих спутников прославленная река не пробуждает во мне никаких патриотических чувств. Несколько лет назад я был здесь, но мое первое впечатление от поездки в эти места по железной дороге было не слишком благоприятным. Меня тогда утомил монотонный пейзаж бесконечных виноградников на берегах Рейна и я не оценил красот здешней природы. Мне вспомнился еще один случай, когда я пересек эту реку. Это было в декабре 1939 года. Уже началась война, и мы ехали к деду встречать Рождество в городок на границе с Бельгией.

Теперь, в первые дни 1945 года я снова оказался на Рейне. В эти минуты, отправляясь на Западный фронт, я задумался об историческом значении знаменитой реки. Это был символ притязаний Германии на свои западные земли со времен Древнего Рима и до наших дней. Линия фронта уходила все дальше на запад, и война велась уже на территории самого рейха.

— Немецкая река судьбы, — сказал я Генриху. — Она не хочет выставлять себя напоказ, оставаясь в темноте. Нас точно так же держат в неведении о нашей будущей боевой задаче.

— Мы хотя бы знаем, что будем воевать на Западном фронте, а не на Восточном, — ответил мой товарищ.

— Верно, — согласился я. — Разве нам не повезло? Я и думать не желаю о возвращении на восток. И все-таки куда нас везут?

— Мне, например, все равно. Запад или восток, какая разница? — сердито произнес Генрих. — Нам все равно не удержать натиск врага.

Поезд остановился на главном городском вокзале. В приоткрытую дверь вагона мы увидели снующих по перрону людей, которые попадали в тусклый свет, отбрасываемый на землю специально затемненными фонарями.

— Если послушать тебя, — продолжил я, — то можно подумать, что наши дела совсем уж плохи. Тебе не кажется, что если сосредоточить усилия, то можно стабилизировать фронт и даже отбросить врага? Разве не так?

— Это точно, но получится, пожалуй, так, как в Нормандии, когда мы встали у него на пути. Мой дорогой Иоганн, если бы ты иногда заглядывал в газеты, вместо того чтобы кокетничать с той юной датчанкой, ты бы лучше разбирался в сложившейся обстановке. Сосредоточение усилий, о котором ты говоришь, произошло ровно месяц назад в Арденнах. Не слишком-то оно помогло нам.