И сейчас, и восемь лет назад. Но он всегда придавал мне силы, всегда давал мотивацию жить и не впадать в депрессию. Мой ангел – хранитель. Даже сегодня. Другой бы спрятался, а он взял лопату и побежал за мной. Страшно представить, что он мог увидеть несколько мгновений спустя.

— Я тоже, — коротко улыбаюсь и поднимаю рюкзак на плечо. Надеваю вторую лямку и киваю на выход. — Пойдем.

Мы выходим из дома, и пока Данила берет велосипед, который я украла из дома Харитона, когда сбегала через тот самый путь, что показала Ника, я смотрю в сторону леса. Там, на дорожке к ручью, замечаю брошенное ведро.

Зачем ты приехал, чего тебе не сиделось дома? Ведь теперь ты понял, кто я такая. Ты осудил меня не разобравшись, просто решил, что месть единственное, что меня волнует. Ты опять судишь людей по себе.

Закрыв дом на ключ и прикрыв все ставни, мы выдвигаемся в путь.

— Мам? А этот дядя пытался тебя изнасиловать?

— Что?! — Вот чего-чего а этого я не ожидала. И что сказать?

— Да мне пацаны рассказывали, что так делают некоторые мужики, которым хочется…

— Так, давай закроем…. — Я никогда даже не думала общаться с сыном на подобную тему. Да и для меня секс с той памятной ночи вообще не представлял какой-то ценности или интереса. — Насилие в большинстве своем лишь форма слабости.

— Это как?

— Если человек угрожает или делает больно другому, более слабому существу, значит, он сам боится. Боится показать, какой он слабый и трусливый.

— Значит, тот мужик слабый? — делает вполне определенный вывод Данила, и я чувствую, как начинает болеть голова, а руки дрожат от жажды признаться, но не время. А возможно Даниле и не нужны такие потрясения. Не нужно знать, каким идиотом бывает его отец. По сути сам еще ребенок. Не хочется ему говорить плохое про отца, но и врать не хочется.

— Он… Думает, что слабый. И это порой хуже всего, верить, что ты ничего не стоишь и унижать себя этим. — Вот, отлично сказала.

Не знаю, понял ли что-то Данила. Но он молчал все то время, что мы идем до перекрестка, на котором стоит магазин Светланы Павловны. Она живет и работает в этой деревне всю жизнь. Иногда мы с Данилой приезжали сюда и неизменно видели ее за прилавком магазина. Цены она, конечно, задирала, но учитывая, что на тридцать километров работала одна, выбора у немногочисленных жителей особо-то и не было.

— Ну и куда вы намылились? — начинает она причитать с порога. — Ева!

Она упирает руки в бока и хмурится.

— Это из-за того идиота, что обещал мне разнести магазин и тыкал мелочовкой?

— Пришел он, придут остальные, — вздыхаю я, раздумывая, что еще взять в дорогу. — Да и тебя не хочется опасности подвергать. Я еще и по документам поддельным.

— Да уж. Попала ты в заварушку… А, что с квартирой? Ее не отберут?

— Я уже ничего не знаю, — почти готова плакать. — Но возвращаться туда опасно. Даже за вещами.

— Это и ежу понятно. Так, — поворачивается она к прилавку, потом резко обратно. — Они же будут вас искать в доме старухи Евы. Значит, нужно спрятаться там, где они вас точно искать не будут. А как только обыщут дом, вернетесь туда.