Еще один шаг — и вот ее икры. Шаг — и бедра, прикрытые платьем. Шаг — и я остановился на уровне ее локтей. Голова немного откинута назад, а горло перерезано от левого до правого уха. Надрез был сделан одним движением чьей-то очень сильной руки, которая острым лезвием рассекла горло полукругом в форме лезвия ятагана. Внутри рана была красной, словно оттопыренные жабры. Мне казалось, что эти жабры пульсируют, хватая воздух. Из-под распущенных волос на меня глядели черные зрачки, которые точно острыми когтями впивались мне в глаза. Они словно приказывали подойти поближе. Мое тело рефлекторно подчинилось приказу. Я согнул твердые и прямые, как строительный кран, ноги, присел на корточки рядом с женщиной и протянул руку к ее лицу. Сильно дрожа, я решительно убрал волосы с ее лица.

Ючжин!

Снова раздался голос мамы — тот же голос, который я слышал во сне. Голос, похожий на стон, затихающий в горле. У меня вновь перехватило дыхание. В голове послышался страшный громкий звук, словно столкнулись два поезда. Все расплывалось волнами в моих глазах. Спина ослабла, ноги поскользнулись в луже крови, и я, пытаясь рукой упереться в пол, потерял равновесие и рухнул.

Широко раскрытые глаза, словно у испуганной кошки, капли крови, как слезы, запекшиеся на ресницах, худые щеки, острая линия подбородка, приоткрытые губы. Это была женщина, которой принадлежал браслет для ног с подвеской в форме ладони. Женщина, которая шестнадцать лет назад на том острове потеряла мужа и старшего сына. Женщина, которая все это время жила только ради меня. Женщина, от которой я унаследовал половину своих генов. Это была моя мама.

В глазах потемнело. Голова закружилась. Я не мог пошевелиться, не мог дышать. Казалось, легкие наполнены горячим песком. Мне оставалось просто сидеть рядом с мамой и ждать, пока в моем помутившемся сознании не зажжется свет, и я смогу что-нибудь предпринять. Но, на самом деле, я хотел, чтобы все это оказалось сном — все, включая и слова Оптимиста, утверждавшего, что это сон. Я надеялся, что в голове раздастся звонок будильника и спасет меня от этого кошмара.

Время текло очень медленно. Дома было тихо, устрашающе тихо. И в этой тишине начали бить часы — пробило шесть. Через полчаса после моего пробуждения — то время, когда мама готовит мне на кухне молочный коктейль из банана, кедровых и грецких орехов, а потом поднимается в мою комнату.

Часы умолкли, но мама по-прежнему лежала у моих ног. Меня охватило темное страшное отчаяние. Это был не сон? Мама на самом деле звала меня? Может, она просила о помощи или о спасении?

Мои ноги дрожали. Внизу живота все как-то потяжелело. Я почувствовал колющую боль под пупком. Мочевой пузырь раздулся, словно пытался прорвать мою плоть. Я ощутил острое и сильное желание пописать. Такое случалось со мной в детстве каждый раз, когда я видел во сне рельсы и говорил себе, что надо встать, но не мог. Я сел на колени, сжал бедра и с силой уперся в них руками. Меня прошиб холодный пот.

Меня прошиб холодный пот. Мне было ужасно страшно из-за того, что я только что натворил. Одеяло, простыня — все было мокрым. Намокшая пижама прилипла к попе и спине. Шел очень сильный запах мочи. И так три ночи подряд. Когда мама узнает, она ужасно рассердится и спросит: «Ты что, младенец? Что это ты творишь?» Она, скорее всего, посадит нас с братом перед собой и начнет расспрашивать: «Вы оба должны говорить правду. Куда вы ходили позавчера после школы? Что с вами случилось?»