Босх молча ждал. Судя по внешности, Ньюэлл окончил университет не более трех лет назад. Поскольку арест Бреммера пока еще не наделал шума в газетах или на телевидении, он не привлек внимания более опытных его коллег. Поэтому дело и попало к Ньюэллу – как самое рядовое.

Когда с записью было покончено, Ньюэлл с деловым видом сделал еще несколько пометок и вновь поднял глаза на Босха:

– Вы ничего не сказали о том, что было в его доме.

– Прошлой ночью я на скорую руку все осмотрел, но мне ничего не удалось найти. Сейчас там целая группа, с ордером, она проводит более тщательный обыск.

– Ну, я надеюсь, они что-нибудь найдут.

– Положим, для возбуждения дела у вас уже и так достаточно оснований.

– Ваша версия вполне обоснована, Босх. Вы хорошо поработали.

– Ваша похвала для меня много значит.

Ньюэлл посмотрел на него с подозрением, не зная, как это оценить.

– Но…

– Что «но»?

– Ну, дело мы, конечно, можем возбудить – это без вопросов. Для этого много чего есть.

– Так что «но»?

– Я имею в виду судебную перспективу. Что, в сущности, у нас есть? Множество совпадений. Левша, курит, знает все подробности о Кукольнике. Но все это нельзя считать твердыми доказательствами. Таких людей достаточно много.

В этот момент Босх закурил сигарету.

– Будьте добры не…

Босх выпустил длинную струю дыма.

– …не обращайте внимания.

– А как насчет записки и почтового штемпеля?

– Это неплохо, но слишком сложно для понимания. Хороший адвокат может представить это присяжным как еще одно совпадение. Он может запутать дело – вот что я пытаюсь сказать.

– А как насчет записи, Ньюэлл? У нас записано его признание. Чего еще вам…

– Но потом он его дезавуировал.

– Только не в конце.

– Послушайте, я вовсе не собираюсь использовать эту запись.

– О чем вы говорите?

– Вы знаете, о чем я говорю. Он признался до того, как вы поставили его в известность о записи. Тут пахнет подставой.

– Нет здесь никакой подставы. Он знал, что я коп, и знал свои права независимо от того, поставил я его в известность или нет. Это он держал меня на мушке. Так что он сделал эти заявления совершенно свободно. Когда он был формально арестован, я поставил его в известность.

– Но он обыскивал вас, пытаясь найти магнитофон. Это ясно указывает на то, что он не хотел, чтобы его записывали. К тому же он взорвал бомбу – то есть сделал самое серьезное заявление, – после того как вы надели на него наручники, но до того, как предупредили его о записи. Это опасно.

– Вам придется использовать запись.

Ньюэлл долго смотрел на него, на его юношеских щеках появились красные пятна.

– Вы не вправе говорить, что мне делать, Босх. Кроме того, если мы ее используем, дело может попасть в апелляционный суд штата – если у Бреммера есть хоть какой-то адвокат, он обязательно потащит дело туда. Здесь мы обязательно выиграем дело, потому что половина здешних судей в свое время работали в окружной прокуратуре. Но если оно попадет в апелляционный суд или в Сан-Франциско, в верховный суд штата, то тут еще бабушка надвое сказала. Вы этого хотите? Подождать года два и все проиграть? Или же вы хотите с самого начала сделать все правильно?