— Не могу забыть твои речи перед нашим отцом, — начала она.

Элизабет удивленно взглянула на нее.

— Это неправда, что твоя мать ни в чем не виновата, — пылко продолжила Мэри. — Я нисколько не сомневаюсь, что все обвинения против нее справедливы. Она не знала жалости и многим причинила боль, в том числе мне и моей праведной матери. Уверяю тебя, она вполне могла обмануть короля. Советую тебе, сестра, забыть, что у тебя вообще была такая мать.

Элизабет почувствовала в голосе Мэри неотступную обиду и инстинктивно поняла, что спорить с ней дальше неразумно.

— Извини, сестрица, но я слышала другое, — просто сказала она.

— Значит, ты слышала ложь, — возразила Мэри. Голос ее сорвался. — Эта женщина — воплощение зла. Она раз за разом убеждала короля, чтобы тот отправил меня и мою мать на плаху. Она послала меня прислуживать тебе во младенчестве и велела моим опекунам бить меня лишь потому, что я оказалась мелким отродьем. Как можно считать ее невиновной?

— Я сочувствую твоим бедам, сестрица, — прошептала Элизабет, скорее стараясь быть дипломатичной, чем защищая мать. — Но я тут совершенно ни при чем.

— Как ты можешь считать ее невиновной? — не унималась Мэри, негодующе поджимая тонкие губы.

Элизабет никогда не видела ее такой.

— Я кое-что слышала, — ответила она с некоторым вызовом. — Весь мир не считает мою маму виновной.

— Кто тебе это сказал? — вопросила Мэри.

— Не помню.

— Очень умно! — вскричала Мэри. — Умеешь изворачиваться, как и твоя мать. Но она была не столь осмотрительна. Весь мир знал о ее злонамеренности, она не трудилась ее скрывать.

— У меня нет к тебе никакой злобы, сестрица, — поспешно заверила ее Элизабет. — Я всегда помню о твоей доброте.

— В любом случае ты ее дочь, — отрезала та.

Не зная, что на это ответить, Элизабет подошла к окну и повернулась к Мэри спиной. Внезапно она поняла, что сестра плачет, а когда обернулась, увидела, что та закрыла лицо руками.

— Прости, сестренка! — воскликнула старшая сестра. — Не стоило мне изливать на тебя свои обиды. Ты еще ребенок, и тебе многому предстоит научиться на своих ошибках.

Элизабет поспешно подбежала к рыдавшей сестре и обняла ее. Ссора могла стоить ей счастья, вновь обретенного столь дорогой ценой.

— Все в порядке, Мэри, — утешила она сестру. — Я тебя прощаю. И поверь, я многому научилась. Клянусь, я ничем не хотела тебя обидеть.

— Не будем больше говорить о наших матерях, — сказала та. — Если мы хотим остаться подругами, лучше об этом молчать. А я действительно тебе друг и, надеюсь, сумею направить тебя на истинный путь.

В порыве любви она снова обняла Элизабет. Вернувшаяся Кэт удивленно уставилась на них. Мэри поспешно утерла глаза и попрощалась, не желая, чтобы гувернантка видела ее плачущей, а затем поспешила к себе в покои. Мысли ее лихорадочно сменяли одна другую. Как она могла столь жестоко поступить с невинным ребенком? Вряд ли стоило выплескивать свою тоску и боль на Элизабет. Но так ли невинна ее сестра, как казалось? Так ли уж неподдельна ее обезоруживающая непорочность? Все-таки Анна Болейн отличалась выдающимся лицемерием — почему бы Элизабет не унаследовать эту черту? И чьи еще черты она могла унаследовать? Анны и короля, как показалось в профиль, когда она склонилась обнять Мэри? Или Марка Смитона? Распаленное воображение Мэри не находило ответа.