Ларс удивленно вскинул брови:

— Свен же тебе сказал, что все знал, всегда следил за жизнью Петры и помогал, как мог. Ей и особенно Жаклин. Без него и без Моны Жаклин давно погибла бы. Это страшно, но иногда я думаю, что так было бы лучше, не произошло столько кровавых событий.

— Скажи, а почему Торстейны, почему именно они?

— Торстейн всегда любил Жаклин и всегда был рядом. Я даже подозреваю, что именно от него Жаклин родила Петру, а не от Свена, но не хочу Свена разочаровывать.

— О господи! — невольно прижала пальцы ко рту Линн. — А почему она считалась сумасшедшей?

— Линн, порфирия страшная болезнь, она не поражает вдруг, но, развиваясь, сильно уродует у человека все, в том числе и психику. Как ты полагаешь, это нормально — желать впиться в горло кому-то?

— Никогда не думала, что вампиризм реальная болезнь, а не выдумки фантастов.

Ларс поморщился.

— Ты не хочешь сменить тему?

Она кивнула в ответ даже с облегчением:

— Хочу. Но я заговорила о Петре неслучайно. Она позвонила и сообщила, что желает официального признания себя дочерью Жаклин.

— Зачем?!

Линн пересказала два своих телефонных разговора с Петрой.

— Зачем ей это?

— Ларс, она просто хочет так самоутвердиться. Нужно переписать все на нее и дать фамилию Юханссон. Понимаешь, всю жизнь считать себя изгоем, подкидышем, не иметь родителей и доказывать, пусть даже самой себе, что на что-то имеешь право…

— Кому ты это объясняешь? Я до сих пор доказываю Мартину, что я Юханссон по праву рождения, что имею на что-то право, даже на то, что мне вовсе не нужно, что я не подкидыш, не найденыш, не изгой в этой семье. С восьми лет кому-то доказываю, хотя мне это не нужно!

Линн хотелось крикнуть: так откажись! Но Ларс вдруг криво усмехнулся:

— А он доказывает мне.

— Он-то почему?

— Да потому, что именно Мартин не Юханссон по рождению, это его усыновили совсем маленьким. Когда мой отец влюбился и женился на моей матери — дочери простого швейцарского фермера, дед отлучил его от семьи, лишив наследства и вообще своего внимания. Но отец оказался крепким орешком, в деда. Тогда и усыновили Мартина, чтобы был наследник мужского пола. Мартин об этом ни помнить, ни знать не может, но нутром чувствует.

— А… потом?

— Что потом? Как я оказался в замке? Я тебе рассказывал.

— Я помню, когда при аварии погибли твои родители, тебя забрали в Стокгольм.

— Не сразу, через три года, мне шел восьмой, умерла бабушка, и швейцарскому деду сложно стало воспитывать меня, а этот вдруг вспомнил. Говорят, я очень похож на отца… Ладно, хватит обо мне. Я поговорю с Петрой…

— Ларс… — Линн немного замялась, не зная, как произнести то, о чем думала, — ты нравишься Петре. Учти это.

Взгляд мужа стал насмешливым.

— Ты ревнуешь? Она же знает тебя.

— Но на что-то надеется. Это очень больно, когда разбивают надежды.

Ларс усмехнулся:

— Уговорила, не буду разбивать надежды Петры.

— Лучше не поддерживай их.

— И поддерживать не буду. Линн, тебе не о чем беспокоиться.

— Я просто не хочу, чтобы она вынесла на всеобщее обозрение историю Жаклин, от этого никому лучше не будет, ни ей, ни тебе, ни Мартину…