«Как прекрасно, правда!» — шепчет ему через какое-то время Дина. Он же думает совсем другое: сейчас самое время умереть, потому что лучше не будет, он отдал себя всего, без остатка, в нем одна оболочка, и надо прожить целую жизнь, чтоб наполнить ее и стать снова собой. А может, это будет уже другой человек, не он? Во всяком случае сейчас его нет, есть женщина, которая забрала у него жизнь, но это, видимо, и есть счастье?! Просто он не понимает, как она такая могла снизойти к нему? Она его целовала, она говорила ему: «Мальчик мой, мой божественный мальчик!»

Фильм кончался. Сейчас в кадре тарахтит мусоросборник с крутящимся барабаном. «Прости, фильм. Но у меня сегодня нет комка в горле от того, что ты кончился, — думает мальчик, — понимаешь, со мной случилось это. Женщина, которая лучше всех, говорит мне, что я — лучший. Ты можешь такое представить? Я пока не могу, я пуст, я полон, я мальчик, я старик, я умен, я идиот…» Да, все так… Все.

А потом был взрыв гексогена, тротила, был атомный гриб и смерть всего живого.

Была мама.

— Вон! — сказал ее голос. — Вон!

Интересно, как давно она стояла в дверях?

В огромной мятой ночнушке с полинялыми розами ткани.

— Кажется, я люблю твоего сына, — смеется Дина. — Как в старой песне. Она нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь… Прости и смирись… Он вырос, и он прекрасен.

— Вон! — повторяет мать. Но это совсем другое вон. Это уже патрон без пули, пчела без жала. Это форма без содержания. И мама понимает это и уходит как-то очень старо, чтоб не сказать по-старушечьи.

«Она сказала „люблю“, — думает мальчик, — или это мне послышалось… Послышалось… Потому что это не может быть правдой…» Но это не главная его мысль, главная — ему стыдно. Стыдно перед мамой, стыдно, что он забыл, как она близко… Любовь не побеждает стыд, она его как бы подчеркивает, обводит ярким цветом и — нате, вот вам — цветок с жгучей серединой стыда и сполохами вокруг.

— Она успокоится, — говорит Дина. — Все матери проходят через это. Она нас простит…

— Нет, — говорит мальчик. — Я ее знаю.

— Но ты ни в чем не виноват перед ней! Ни в чем!

«Это неправда», — думает он.

В голове звук мусоросборки с крутящимся барабаном. В барабане мамина линялая ночная рубашка. Кажется, он тихонько вскрикнул и зажал рот, боясь, что появится отец, но залаяла собака.

— У вас собака? — спросила Дина. — Я не знала.

— Нет, она просто пришла, — отвечает он.

— Запомни этот день, — смеется Дина. — К тебе в одну ночь пришли женщина и собака. Ты не бойся. Мать есть мать. Обычно они это не видят, но все равно узнают, догадываются. Твоя — увидела.

Дина замолчала, но это был тот самый случай, когда понимаешь, что последующее за сказанными слово перекушено с хрустом, и его не восстановить. Мальчик смотрел и ждал, но женщина не сказала ничего. Она просто его поцеловала и вышла на крыльцо. Прямо в глаза ей смотрела луна, которую Дина не любила именно за бесстыжесть соглядатайства. «Если б она говорила, она бы мне тоже выдала», — подумала Дина. Но тут в ней родился гнев на женщину, которая наступила на радость.