».

— Эк тебя перекосило. — Сочувствующе обратилась Нинея к Мишке. — Неужто волхва пожалел?

— Кр… Кхе! Красаву.

— Красаву? — Нинея снова досадливо поморщилась. — Христианское воспитание, что с тебя взять?

— Да ей же всего шесть лет!

— А тебе сколько? Тринадцать, «муж честной»? А сколько ты народу уже убил? От тебя смертью несет так, что я чуть не от околицы почувствовала.

— Я защищался! На нас напали!

— И защитился! — Согласилась Нинея. — Потому, что умел! А Красаве, по-твоему, уметь защищаться не надо?

— На нее никто не нападал!

— На тебя нападал, а она тебя любит. И меня досада взяла, а ей за меня обидно стало. Дите же еще.

— Так я о том и говорю: ребенку такую силу в руки давать…

— А ты братьям не «такую» силу в руки дал?

«Блин, железная логика. Стоп, а откуда она про самострелы знает? Бросьте, сэр, все она знает — стучит ей кто-то из Ратного. Да та же старостиха Беляна. Но как же мне теперь?»

— Ну чего ты маешься, Мишаня? Вижу же, что что-то сказать мне должен. Говори, не мучайся.

«Колитесь, сэр, чего уж теперь-то? Ох, а крестник-то мой!»

Случайно взглянув на Роську, Мишка увидел, что тот, все так же, сидит полуприкрыв глаза и покачиваясь. Протянул руку, чтоб потормошить его и испугано отдернул: вдруг нельзя? Оглянулся на Нинею. Та улыбнулась и поощрительно кивнула, словно что-то разрешая. Потом приложила палец к губам, призывая не то к тишине, не то к осторожности, и сделала округлое движение рукой, словно ласково погладила кого-то. Снова поощрительно кивнула.

Понимая, что участвует в неком таинстве, Мишка осторожно погладил лежащую на столе ладонь Роськи. Тот вздрогнул, раскрыл глаза и вдруг лицо его сморщилось и на нем отобразилось такое горе…

«Вспомнил! Мать вспомнил, бедолага… Несчастный парень».

Физически ощущая нахлынувшую волну жалости, не замечая, что копирует интонации Нинеи, Мишка тихо проговорил:

— Все хорошо, Славушка, все хорошо, не беспокойся. Я с тобой, Славушка, все хорошо, успокойся.

Роська немного расслабился, Мишка снова обернулся к Нинее и буквально напоролся на пронизывающий словно стальная игла взгляд. Старуха рвала его сознание, проламывала барьеры, внедрялась все глубже и глубже, показалось, что она уже видит в Мишкиных воспоминаниях сцены из предыдущей его жизни — непонятные и непостижимые для человека двенадцатого столетия. И… все вдруг кончилось. Нинея вздохнула, разочаровано отвела глаза и разрешила:

— Спрашивай.

— Что это сейчас было… Ну, с Роськой, зачем ты мне позволила, даже велела… И зачем ты меня…

Мишка не знал, как продолжить начатую фразу, не скажешь же «зондировала».

— А сам-то как думаешь?

Мишка задумался. Почему-то пришел на память эпизод из Киплинга, когда Багира и Балу, вместе с Бандерлогами, поддались гипнотическому воздействию Каа, и только прикосновение Маугли вывело их из транса.

— Знаешь, далеко на юге есть такая страна Индия. Там водятся огромные змеи шагов по десять, по пятнадцать длиной. Они не ядовитые. А охотятся тем, что завораживают взглядом. Любую тварь заставляют самой ползти им в пасть. И только человека заворожить не могут. Никогда, даже ребенка. Этих змей там почитают символом мудрости. Так и говорят: «Мудр, аки змей».