Паника вновь душила меня, но показывать свою слабость Трейси не хотелось. «Бедняжка, жертва посттравматического стресса», — сказала бы она. Трейси могла мужественно взглянуть в лицо своему прошлому, осмыслить его, использовать в своих целях, игнорируя боль от пережитого и даже продвигая свою программу, как и положено в современном мире. У нее не было ни времени, ни сочувствия для тех, кто не мог пойти тем же путем.

Но если я хотела все ей объяснить, лучшего момента не придумать. Может, люди Ноя и Джека сейчас снаружи и потом у меня не будет такой возможности, если я действительно хотела, чтобы Трейси поняла меня.

Я подошла к столу Джека. Сколько раз я видела, как он сидел там, когда я сама висела на дыбе, обессилевшая от боли, а он в это время делал записи в своих блокнотах. Этот стол странным образом являлся для меня олицетворением спокойствия. Я знала, что стоит Джеку приступить к записям — и можно перевести дух, больше в этот день никаких пыток уже не будет.

Я выдвинула огромный дубовый вращающийся стул и опустилась на него. Чувствовала я себя ребенком на сиденье для взрослого. Исходящая от кресла аура буквально поглощала меня, но и неким образом придавала сил, позволявших говорить.

Я взглянула на Трейси, которая по-прежнему избегала смотреть на меня; на Адель, внимательно следившую за мной, не выдавая никаких эмоций; на Кристин, которая перестала хныкать и таращилась в пустоту. Где-то она нашла салфетку и вытирала слезы.

Наконец я взяла со стола ручку фирмы «Ватерман» и принялась ритмично открывать и закрывать колпачок. Я выжидала, надеясь, что в итоге Трейси сдастся. Ей придется посмотреть на меня. Придется.

Так она и сделала. Медленно повернулась, грозно глядя из-под черной челки. И только тогда я начала свою историю, чтобы объяснить события того дня. В горле пересохло, но я не могла отступить.

В последние месяцы своего заточения я усердно работала. Джек должен был поверить, что я прониклась его образом мышления. Я манипулировала им так же, как и он мной, и знала: настанет день, когда он захочет испытать меня, правда, как именно, я не догадывалась. Уже несколько недель он относился ко мне иначе, без регулярных пыток. Угроза лишь угадывалась. Он делал вид, что заботится обо мне. Почти… почти любит меня.

Я знала: если он поверит, что я попала под его чары, то слегка удлинит мою привязь. Возможно, даже попросит выполнить для него какое-нибудь поручение за пределами дома, выведет меня на улицу.

И вот в тот день он наконец открыл дверь. Ту самую дверь, что сейчас стояла между нами и свободой.

Он открыл ее. Я потрясенно стояла на пороге, голая, голодная, изнывающая от боли — одним словом, слабая. Но вот же, вот она, передо мной… открытая дверь.

Я смотрела лишь вперед. Джек стоял у меня за спиной, я кожей ощущала его дыхание. Увидела амбар, передний двор, машину. Медленно, но уверенно вышла за дверь, надеясь отойти от Джека хотя бы на расстояние руки, где он не смог бы сразу же схватить меня и затащить обратно. Двигалась словно в тумане.

Он сказал, что я смогу увидеть ее, и сдержал обещание. Возле двери амбара лежало безжизненное тело, накрытое грязным синим брезентом. Я заметила опухшую плоть иссиня-черного цвета. Это была человеческая нога.