Сидел ли с удочкой у воды Пушкин? В изученной до мельчайших подробностей михайловской жизни поэта указаний на это, кажется, нет.

— Горяч характером был, — говорит Генка. — Удочка любит спокойствие. Но сети Пушкин помогал рыбакам вынимать, это известно.

Во времена оны ловля сетью браконьерством не почиталась. Имение в Михайловском славилось «изрядными» урожаями, богатым был лес, луга кормили много скотины, но особо отмечено тут обилие рыбы. Муж сестры Пушкина Н. Павлищев так и писал: «а рыбы без числа».

С тех давних пор речка, конечно, переменилась — уже стала и мельче. Однако обычной жалобы «рыба исчезла» мы не услышали.

В среднем течении ширина Сороти двадцать пять — тридцать метров. В жаркое время река мелеет — даже лодка с мотором пройдет не везде.

Но в старые времена Сороть являлась частью водных путей по Руси. В 30-х годах ходили по Сороти пассажирские пароходишки. В войну пароходишки потопили. А недавно отыскали с них якоря. Один хранится в Михайловском, другой в какой-то из деревенек.

Деревеньки к Сороти льнут с обеих сторон. Названья их сохранились со времен Пушкина: Дедовцы, Зимари, Петровское, Слепни, Жабкино, Марково, Соболицы, Житево, Кузино, Селиваново. А дальше от берега еще и Лопатино, Авдаши, Клопы, Козляки… Милые тихие деревеньки с песчаными тропами к речке, с гнездами аистов, с баньками у воды, с мостками для полосканья белья, с обязательной грудой замшелых камней у околицы («Камни на нашей земле растут. Свезешь их с пашни, а через год, глядишь, новые появились», — сказал старик в Соболицах).

Не болит ли душа у тех, кто покинул эти селенья? Не тянет ли воротиться? Не снится ли в городе кроткая, тихая речка, эти холмы с перелесками, этот прозрачный пахучий воздух, эта щемящая благодатная тишина? «Реки не текут вспять, а люди могут вернуться. Кое-кто возвращается. И не жалеют. Условия подходящие открываются для обратной дороги» — так сказал в Зимарях Никита Ювенальевич Ювенальев (есть в пушкинском крае такие фамилии-имена!). Работал Никита Ювенальевич трактористом и кузнецом. Сейчас на пенсии. Обрастает хозяйством, коим недавно пренебрегал.

Завел корову, овец, теленка. Мы застали старика на лугу. Был он в соломенной шляпе, в чистой белой рубахе и держал в руке ведерко-подойник.

Оказалось, пришел в полдень доить корову, но не умеет (иль не решился) пока доить, ожидал помощи от соседки. Та, сидя на маленькой табуретке возле черной своей буренки, помахала рукой: «Я сейчас, Ювеналич!»

А в Пискунове, состоящем сегодня из двух обветшалых домов, мы говорили со стариком, который с войны, с 44-го года, после ранения в позвоночник прикован к постели. Когда мы причалили в деревеньке, дочь старика — сама уже бабушка с двумя городскими внучатами — полоскала в речке белье. После знакомства она попросила: «Зайдите к старому. Он уже месяц людей не видел».

Мы присели возле кровати неподвижного старика. Поговорили о нестойкой погоде, о войне, о страданиях от войны, о чем-то еще уместном при такой встрече. Украдкой старик достал из подголовья жестянку от чая.

— Откройте, там медаль у меня. И книжка к медали. Все честь по чести: Белов Николай Николаевич — «За отвагу»…