Она довольно улыбается, собирается сказать еще что-то, но ее речь прерывает появление первых гостей. С моего молчаливого согласия она берет меня под руку, и мы выходим им навстречу.
Через пару часов веселье в разгаре.
Мне уже чего только не нажелали — денег, здоровья, стать президентом.
Улыбаюсь, благодарю, делаю вид, что выпиваю, а сам лениво потягиваю все тот же, самый первый за весь вечер, коньяк.
Заяц не пришла.
Что и следовало ожидать, как говорится.
Зато Мила как-то незаметно подсела ближе и периодически, когда я говорю какую-то шутку, кладет свою ладонь поверх моей.
Я знаю, что сегодня проведу ночь с ней.
Не у себя на холостяцкой квартире — туда нет хода ни одной женщине — а, скорее всего, в какой-то гостинице. Мила любит устраивать примирения «чтобы как в молодости». Возможно, после этого у наших отношений снова откроется второе дыхание (уже которое по счету?). Возможно, в этот раз период «разгоревшегося пожара любви» продлится дольше обычного, потому что я никогда раньше не уходил так радикально и надолго.
Но, бля…
— Все хорошо? — Мила прижимается к моему плечу и, поворачиваясь так, чтобы слегка касаться губами моей щеки, шепчет: — Пригласишь потанцевать?
— Ноги же оттопчу и попорчу твои любимые туфли, — пытаюсь свести все к шутке, но все-таки встаю и протягиваю ей руку.
В центре зала уже танцуют мои семейные знакомые, но места достаточно, чтобы Мила, вспомнив свое прошлое танцевальное прошлое, превратила простой «медляк» в целое маленькое представление.
Только мой взгляд все равно ускользает в другую сторону, когда в дверях, в сопровождении хостес, появляется знакомая фигура Зайца.
Глава восемнадцатая: Бармаглот
Она снова в каком-то простом, но милом платье и немного прихрамывает на левую ногу. Видимо, опять туфли с распродажи, которые «не совсем ее размер, но такие красивые!»
Волосы зачесаны за уши, веснушки почти сошли с щек.
Она проводит взглядом по залу: сперва замечает родителей, танцующих справа от меня — машет им рукой и поднимает большой палец вверх.
А потом мы пересекаемся взглядами.
И мне достаточно секунды, чтобы вспомнить, как она стонала в клубе.
Чувствую, что у меня встает, и поскорее отодвигаю в сторону Милу.
Жена сначала не понимает, потом поворачивается. Слышу проглоченный раздраженный вздох. Чувствую, как берет меня под локоть.
Заяц широко улыбается и идет прямо к нам.
— С Вареньем, Марк Игоревич! — вручает среднего размера белую коробку без опознавательных знаков и мишуры. — Это чтобы проблемы не догнали!
— Спасибо, папина дочка, — сдержано благодарю я.
— Спасибо, что нашла время заглянуть, — тут же подхватывает Мила.
Она взрослая женщина и всегда — ну, почти — фильтрует свои слова. А прожив со мной много лет, пообщавшись с разными людьми, давно научилась искоренять из своего лексикона любые двусмысленности. Так что это ее непрозрачное «спасибо, что зашла и до свидания» — оно осознанное и взвешенное.
Заяц мгновение смотрит на нее, немного прищуривается.
Я знаю этот взгляд. Она всегда так делает, когда собирается выкинуть какой-то фокус.
Заяц делает шаг ко мне, кладет вторую руку на плечо, и даже в туфлях на высоких каблуках ей приходится привстать на носочки, чтобы чмокнуть меня в щеку.