Когда топот копыт, понукание всадников и лай испуганных собак затихли, Маша и Миша вылезли из кустов, синхронно пожали плечами и отправились догонять процессию.

Деревня выглядела почти так же, как и весной. Дом Прасковьи стоял на том же месте, но само место было малоузнаваемо: не стало огромного дуба рядом с домом, не стало корявой березы. Зато справа от дома появилась целая дубовая роща, а слева пристройка — то ли сарай, то ли хлев.

— Прасковья! — тихонько позвала Маша, увидев сгорбленную фигурку, копошившуюся в земле.

Фигурка выпрямилась и вперила в Машу цепкий, внимательный взгляд. Взгляд был кусучий. Маше показалось, что ее мозг полностью отсканировали.

— Померла Прасковья, — скрипуче ответила женщина.

Маша ахнула и закрыла рот рукой.

— Дюже давно померла, — добавила старуха, — моя бабка ее хоронила.

Тут Маша даже ахнуть не смогла, только хлопала глазами и пыталась понять хоть что-нибудь.

— Я — Фёкла, — скрипнула старуха еще раз, продолжая буравить гостей цепким взглядом. — Давненько Прасковью не искали, а раньше к ней шли что хромой, что слепой. Многих исцелила.

Бабка еще раз внимательно осмотрела Машу с ног до головы.

— Что ж тебя привело, красавица? — спросила она. — Хворей у тебя нет. На лицо красива. Ко мне такие редко захаживают. Замуж хочешь?

— Домой хочу! — ляпнула Маша.

— Домой… — Фекла задумчиво посмотрела в небо. — Говорят, здесь твой дом, но идти тебе далече.

— Это как? — спросил Мишка.

Фекла пожала плечами.

— Мне говорят, я повторяю, — сказала она.

— А где мы? — спросил Мишка.

— Да в Кучково, — бросила через плечо Фекла. — Мне говорят, я должна вас приютить. Затирка в печке, хотите — ешьте. А я пойду, там князь с дружиной пожаловал, поглядеть на него хочу.

— Ну вот, ни в какой мы не в Москве, мы в Кучково! — прошептал Мишка. — Я понял! Передачу «Розыгрыш» смотрела? Нас просто разыгрывают! Интересно, кто ж это столько бабла заплатил за инсценировку? И как они так быстро успели здесь все перестроить?

— Ты умный, — вдруг проскрипела Фекла, — но говорят, что дурак!

Маша нервно хихикнула.

— А кто вам все это говорит? — спросила она.

Фекла выразительно посмотрела на небо.

— Прасковья с ними балакала, она научила мою бабку, та меня. Мне говорят, я должна идти.

— Можно с вами? — спросила Маша.

— Можно, — ответила Фекла, — ежели молча. Скажу, мол, божьи странники, скажу — обет молчания у них. Слово скажете непонятное — убить могут. Идете?

Миша скривился, а Маша быстро кивнула. Фекла на удивление резво пошла по дорожке в сторону деревни.

Деревня изменилась. Стала заметно больше, ее огораживал деревянный забор с высокими воротами. Появилось несколько строений, напоминающих дома, а не развалюхи. Во дворе одного из них расположилась княжья дружина — там ржали кони, за столами на грубых деревянных лавках сидели воины и шумно жрали. Зрелище это было настолько завораживающе неэстетичное, что Миша и Маша застыли с разинутыми ртами.

Вокруг двора, где пировала дружина, собралась, похоже, вся деревня. Дети сидели в первых рядах, бабы и мужики стояли поодаль.

Все были так поглощены зрелищем, что на незнакомцев никто не обратил внимания, зря Фекла за них опасалась.