— О, хитрый ты, парень! Ну уж нет, политических я укрывать не нанимался, это другая статья, оно мне не надо… Я тебя чаем напоил, могу вот сушек с собой дать…

Мишке стало совсем тошно.

— Ну, мы с тобой договорились? — спросил Профессор. — Или как вы там говорите, добазарились? Послезавтра бумажки твои гляну… И ты с сапожками-то поаккуратнее, я их заберу потом… Когда сторгуемся.

Мишка ругнулся и вышел.

Он шел по Москве. По родной Москве. По городу, который теперь уже очень хорошо знал. Шел и думал, что гаже ему еще не было ни разу с самого начала этой исторической канители. Даже когда его пытались убить, такого мерзкого осадка на душе не оставалось.

— Ладно-ладно, — забурчал Мишка себе под нос, — послезавтра посмотрим, что там в документах. Если все нормально, то домой, домой, под звон колоколов…

И тут Мишка встал как вкопанный. Он понял страшную вещь — сколько он находился в этой, почти современной Москве, колокола не звонили! Звенели трамваи, бибикали и рычали авто, надрывались радиоточки… А колоколов не было! Мишка рванул к подвалу с утроенной скоростью.

Пацаны подтвердили худшие Мишкины подозрения: действующих церквей в городе осталось с гулькин нос.

— Не ходи туда, — посоветовал ему самый маленький беспризорник, — там бабки добрые, а милиционеры сильно злые. Бьют, прям убивают, как бьют. Только в праздник можно пролезть, когда булки там дают или яйца. Тогда не трогают.

— А где тут рядом церковь? — спросил Мишка.

— Про пиратов расскажешь, я тебя даже провожу.

Мишка тяжело вздохнул и начал пересказывать «Пиратов Карибского моря».

Следующие три дня были мучительны. Мишка каждый день ходил к Профессору, тот жадно смотрел на его сапоги, но ничего ему сказать не мог. Документов он еще не нашел.

Мишка уже привык к нищете. Но детская нищета на фоне бравурных маршей была безумна. Каждый день он слышал по радио, как весело и радостно жить в лучшей на свете стране, и жрал в подвале картофельные очистки.

И еще, первый раз за восемьсот лет, он не смог попасть в Кремль. Оказывается, теперь он строго охранялся. Даже с Красной площади таких пацанов, как он, гоняли. Видимо, чтоб не нарушали красоту и гармонию своим немытым видом.

На четвертый день Профессор открыл дверь, потирая руки.

— Заходи, заходи. Есть у меня для тебя новостишки, есть…

Мишка вошел в комнату и сел на стул.

Он не волновался. Волноваться сил уже не было.

— Итак, граф Астахов. Прелюбопытная фигура была, я вам скажу. Очень, знаете ли, передовой человек для своего времени. Развивал искусство, школу держал, театр у него при доме…

— Скотина… — прошипел Мишка.

Профессор его не услышал и продолжал:

— Женился дважды. Первый раз по молодости, жена быстро померла, а вот второй раз удачно, удачно… Трое детей у него было от этого брака, жена красавица…

У Мишки все поплыло перед глазами.

— Жили долго и счастливо.

Мишка сидел на стуле, крепко сжав кулаки. Он не мог себе представить, что Маша, его Маша, таки вышла замуж за этого урода, да еще и нарожала ему троих детей!

— Но вы же просили о крепостных его узнать, молодой человек. Так вот, с этим тяжело. Дело в том, что он много беглых у себя держал, выкупал их у других хозяев, вольные раздавал направо и налево. Он такой был, слегка не в себе, по тем временам. И только после свадьбы его вторая жена Ольга хоть как-то привела в порядок домовые книги…