Он умолк, боясь употребить неправильные, слишком напыщенные слова, которые не вмещали в себя его ненависть, ярость и страсть. Бродившие в нем угрюмые мысли сменялись озарениями и Бог весть откуда берущимися словами любви, которые гасли среди бесконечных военных трудов, ночных допросов, радиоперехватов, боев.
– Помнишь, сынок, как ты учил «Бородино»? Как читал наизусть нам с матерью?
– Помню, конечно…
В горячей белой печи догорают малиновые сочные угли. В стакане тает принесенная из сада сосулька, голубая, мерцающая, с вмороженным светом звезд. Сын в ночной рубашке поставил босые ноги в мякоть кровати, откинул кудрявую голову, декламирует Лермонтова. С теми же интонациями, восклицаниями, с какими учила мать, не понимая всех слов, видя, как восторгаются им, веря в вещий смысл произносимых стихов. «Полковник наш рожден был хватом, слуга царю, отец солдатам…» Голос сына тонок, певуч, он путает слова, перескакивает с рифмы на рифму. «И умереть мы обещали, и клятву верности сдержали мы в бородинский бой…» И щемит острое чувство любви к жене и сыну, благодарность старой деревенской избе, ее стенам, окружившим их своими фиолетовыми сучками, темными трещинами, тесными голубыми оконцами, из которых виден зимний застывший сад. Так хочется продлить их единение, близость, оставаться втроем неразлучно. Он смотрит на жену, желая угадать на ее белом большом лице то же чувство. Лицо ее все в слезах.
– Прошу, сын, живи… – полковник страстно, почти умоляюще потянулся к сыну, касаясь плечом его сильного молодого плеча. – Есть план, утвержденный командованием… На твоем участке нужно усилить удары… Еще несколько дней боев… Мы должны живыми вернуться домой… У нас есть мать… Мы к ней приедем весной, когда яблони зацветут… Уберем с тобой сад, побелим деревья, спалим старые листья… Вынесем стол под яблони… Мать принесет самовар… Будем втроем чаевничать в нашем райском саду под розовыми цветами…
– Так и будет, отец… – Сын чувствовал прикосновение отцовского сухого плеча. – Я тебе благодарен… По твоему совету я стал офицером… Мать меня прочила в учителя, а я пошел за тобой… Одержим Русскую Победу и вернемся в наш райский сад… Ты за меня не волнуйся…
Тот зимний давнишний день, в котором на белых страницах нарисованы красные буквицы. Синица у ледяного окна. Скакнувшая цепкая белка. Снеговик в саду. Серебряный стеклянный петух. Сын спит, сбросив горячее одеяло, выставив маленькую голую ногу. Спит жена, светлея теплым большим лицом, окруженным темной волной волос. Его пробуждение в ночи от тревожного удара сердца, будто стукнул птичий клюв. Где-то далеко, в мироздании, на страшном от них удалении, из черной воронки Вселенной излетает бесшумный вихрь. Движется к ним, незримый, беззвучный, проносится сквозь пространства и годы. Тянет щупальца, заметил их в старой избе, углядел среди бескрайних снегов. И как спастись и укрыться, как обмануть черный, нацеленный из Вселенной зрачок? Он лежал, боясь шевельнуться, прислушиваясь к ночным дуновениям, шептал бессловесную молитву о продлении счастья.