До сего часа Зиганшин верил, что Мария Львовна действительно не может оставить семью и прилететь, хотя он сто раз предлагал оплатить дорогу, а теперь выясняется, что Фрида не хочет видеть мать. Припомнилось, как они разговаривали по скайпу, и вдруг Зиганшин услышал, как Фрида довольно резко произнесла: «Ты мне уже насоветовала, мама. Учись, учись, первым делом образование получи, а потом уж рожай, это от тебя никуда не денется. Как видишь, делось!»

Наверное, зря он тогда вышел, надо было вмешаться в разговор. Ну, получил бы и от той и от другой, подумаешь… Зато женщины объединились бы.

Люди должны говорить, это верно. Нельзя решать за другого, что он думает и чувствует, даже если это – твоя собственная жена. Он уже совершил эту ошибку, решив, что Фрида не хочет видеть Свету с Юрой, потому что возненавидела их за то, что они – не ее дети. Он не осуждал, не злился, наоборот, понимал, что у жены сейчас в сердце правят древние инстинкты, такие мощные, что против них все ничто. Зиганшин просто не пускал детей к ней, хотя они рвались, Света говорила, что уже большая и может сама ухаживать за Фридой после школы, а Юра обещал читать ей вслух.

Мстислав Юрьевич что-то врал детям, изворачивался, а потом поговорил с женой откровенно, и выяснилось, что нисколько она не ненавидит ребят, наоборот, скучает по ним, просто не хочет пугать их видом своей слабости и горя.

А если бы Фрида не призналась, что не доверяет ему, сам бы он догадался или нет? Понял бы, в каком аду она живет?

Очнувшись от раздумий, Зиганшин увидел, как мама переливает суп в трехлитровую банку. На столе уже громоздилась целая пирамида из кулечков и контейнеров.

– А вы с Виктором Тимофеевичем чем будете ужинать?

– Сходим в ресторан.

– Тоже дело, – согласился Зиганшин, думая, что забрать всю пищу из материнского дома – это не самый лучший способ справляться самому.

Доверие такая хрупкая вещь, сберечь его труднее, чем любовь. И так горько понимать, что ты утратил доверие, ничего еще не сделав. Просто потому, что ноша кажется слишком тяжелой твоему спутнику, и он думает, что ты не выдержишь, сбросишь.

Не верит, что дойдешь до конца.

И придется не только тащить, но и убеждать, что не так-то и тяжело и ты сильнее, чем есть на самом деле.

Ну а если отбросить метафоры, то жизнь, конечно, предстоит нелегкая. Каждое движение придется обдумывать на предмет – вызовет ли это у Фриды тревогу или нет. Сейчас он спокойно сажает полковника Альтман к себе в машину, а потом уже не сможет, потому что Фрида услышит запах чужих духов и ничего не скажет, но расстроится.

Или работать допоздна – до того, как они потеряли ребенка, Фрида позволяла ему торчать на службе сколько влезет, только чтобы периодически сообщал, что жив-здоров, а как теперь? Наведет семейную дисциплину? Нет, скорее всего, ничего не скажет, но будет мысленно прощаться с ним навсегда каждый одинокий вечер.

Раньше Зиганшин охотно выходил на службу в субботу или воскресенье, особенно зимой, когда нет работы в саду, а теперь придется с этим по возможности завязать, потому что Фрида будет думать, что он поехал к любовнице. И разговоры по телефону тоже придется свернуть, потому что настанет момент, когда они покажутся Фриде подозрительными.