– Не надо. Пусть дети поедят, им важнее.

– Там такой пакетище, что всем хватит.

– Слава, а ты можешь отвезти меня на кладбище? – вдруг спросила Фрида.

Он покачал головой:

– Тебе надо сначала немного окрепнуть. Там на машине не подъехать, метров двести, а то и больше, надо пешком. Фрида, не волнуйся, я все сделал как надо. Место хорошее выбрал, на яру такой мысочек. Внизу речка, корабельные сосны растут кругом, будто и не кладбище.

– Но ты меня отвезешь?

– Конечно, как только поправишься.

Фрида вздохнула:

– Не знаю, я что-то не хочу поправляться. Тебе, наверное, противно на меня смотреть, что я лежу, как квашня, но если вставать, то придется жить и что-то делать, а я боюсь. Слабая я, Слава, малодушная стала.

– Ты начни хотя бы есть.

– Никак. Кстати, скажи, пожалуйста, Ксении Алексеевне, чтобы она больше специально для меня не готовила. Если смогу, то и простой еды поем, а из-за ее кулинарных изысков я крайне неловко себя чувствую.

Зиганшин кивнул.

– Слушай, – сказал он, вытягиваясь рядом с ней, – мне тут предложили заявление в прокуратуру написать на эту гадину. Давай?

– О чем ты вообще?

– На врачиху твою.

Фрида резко приподнялась на локте:

– Ты с ума сошел?

– Нет. Эта тварь должна ответить за то, что сделала с нами!

– Слава, опомнись!

Он хотел обнять Фриду, но она оттолкнула его с неожиданной силой.

Зиганшин встал с кровати и поправил жене подушки.

– Фридочка, ты почувствуешь себя спокойнее, если ее накажут.

– Вообще не вижу связи. С какой стати мне станет хорошо, если ей будет плохо?

– Фрида, возмездие важно. Это не смягчает боль утраты, но дает силы жить, иначе зачем нужна вся правоохранительная система, сама подумай.

– Зиганшин, оставь эту идею! Вот просто сейчас забудь о ней, и все.

– Слушай, но я же не замышляю постыдный самосуд, а просто хочу, чтобы человек, разрушивший нашу жизнь, был наказан по закону. Подумай сама, разве справедливо, что наш ребенок мертв, ты едва выжила, а эта стерва гуляет как ни в чем не бывало.

Фрида нахмурилась:

– Подойди ко мне, Слава. Сядь.

Он повиновался.

– Виновата не врач, а осложнение, – сказала Фрида. – Да, она проглядела это осложнение и упустила время, но такое бывает со всеми, даже с самыми опытными врачами. Тебе сказали, что не хватило каких-то пятнадцати минут, чтобы достать нашего сына живым, и ты больше всего мучаешься от этого, что был шанс, а его не сумели использовать. Только, Слава, ничего уже не изменишь. Даже если мы расстреляем всех людей на земле, все равно не сможем вернуть эти пятнадцать минут.

– Но сможем восстановить справедливость, – буркнул он. – Если рассуждать, как ты, то вообще не надо преступников ни ловить, ни наказывать. Пусть гуляют, людей-то все равно не оживить.

– Ты передергиваешь.

Мстислав Юрьевич нахмурился, подыскивая слова. Первый раз он не мог объяснить жене то, что представлялось ему очевидным.

– Нет, Фрида, я прав.

Она опустилась в подушки и перевела дыхание.

– Но и я права и прошу тебя, давай никуда ни на кого подавать не станем. Мне там работать еще, на минуточку.

– При чем тут это?

– Как я буду людям в глаза смотреть?