– Вот именно, – мрачно сказал Игорь, выруливая со стоянки.

Он крепко стиснул зубы и вздохнул облегченно, только когда миновали шлагбаум. Пока они на территории аэропорта, жену могут отобрать у него и посадить в самолет насильно, казалось ему.

– Он привык к определенному образу жизни, и я просто не имею права его этого лишать.

– Не имеешь. Господи, Танюха! Я так рад!

Теперь жена села рядом с ним, и Игорь с чувством сжал ее коленку.

На глаза навернулись слезы, но, наверное, это от того, что он долго простоял на морозе.

– Чемодан улетел, – заметила жена в пространство.

– Ну и ладно. Начнем все с чистого листа.

Жена улыбнулась:

– Ничего не изменится, Игорь. Никакого чистого листа нам никто не даст. Но мы можем не ставить точку посреди предложения.

Гром, как всегда, грянул неожиданно, и сначала мы с Мишкой не осознали масштабов катастрофы. Мишкина мама, правда, нас ругает, когда мы умничаем, а нам нравятся красивые и непонятные слова, с ними кажется, что все не по-настоящему, и от этого не так страшно.

В общем, мы сначала не поняли, куда вляпались, когда Ольга Павловна задержала нас после уроков и объявила, что мы избраны для участия в олимпиаде по труду, потому что сделали мягкие игрушки лучше всех ребят.

– Готовьтесь, – сказала она.

Мы переглянулись.

– Да почему мы должны… – отважно пискнул Мишка и сразу заткнулся под ее ледяным взглядом.

– Да потому, Михаил, что иначе я выставлю вам те оценки, которых вы заслуживаете, и вы оба останетесь на второй год. И я лично прослежу, чтобы вы попали в разные классы. Так что поработайте руками, если не можете работать головой. Еще вопросы будут?

Мы только обреченно покачали своими нерабочими головами.

Моя мама называет Ольгу Павловну «старорежимной». Я не знаю, что значит это слово, но что она очень старая, это да. Наверное, она даже старше моей прабабушки и сильно на нее похожа. У них даже одинаковые красивые платки, пушистые и белые, как их волосы, и брошки с женским профилем. Моя прабабушка очень добрая, и когда я в первом классе увидел Ольгу Павловну, то сначала страшно обрадовался. Думал, она тоже добрая, но нет. Совсем наоборот. В жизни не видел человека строже, а мой папа, между прочим, преподает в медицинском институте, считается самым суровым преподавателем и ставит двойки всем подряд, потому что «невежество врача смертоносно». Он очень гордится, что никакие слезы и мольбы не могут его разжалобить, но до Ольги Павловны ему еще далеко. Когда-то мы с Мишкой соврали ей, что у нас страх аудитории, поэтому мы так плохо отвечаем у доски. Думали, такие взрослые слова ее проймут, но ничего подобного. Ольга Павловна сняла свои огромные очки, протерла их кружевным платочком, уголок которого всегда выглядывал у нее из-за ремешка часов, и сочувственно покачала головой: «Молодцы, ребята, что признались. Теперь я буду вызывать вас к доске как можно чаше, чтобы вы смогли побороть свой страх». И будьте уверены, слово свое она сдержала.

Мы с Мишкой оба троечники, но родители считают, что мне просто не хватает усидчивости, а Мишка реально тупой и плохо на меня влияет, и я учился бы гораздо лучше, если бы дружил с кем-то другим. Но я не поддаюсь. Даже Ольге Павловне не удалось нас рассадить, хотя и приходится быть на уроках тише воды ниже травы. «Один звук, Прусаков и Ларионов, один звук, и вы окажетесь в разных углах класса!» И мы молчим, но не только из-за этого. Все-таки Ольга Павловна очень-очень старенькая, и мы боимся, что вдруг, когда будет стучать указкой по столу, она не рассчитает сил и у нее заболит сердце. У моей прабабушки так бывает, но я уже знаю, какую ей надо дать тогда таблетку. А тут непонятно, что делать.