Теперь К. остался наедине с учителем, тихо сидевшим у стола; немного подождав, К. снял рубашку и начал мыться в тазу.

И только тут, повернувшись к учителю спиной, он спросил, зачем тот пришел к нему.

– Я пришел по поручению господина старосты, – сказал учитель.

К. ответил, что готов выслушать это поручение. Но так как плеск воды заглушил его слова, учителю пришлось подойти поближе, и он прислонился к стенке около К. К. извинился за то, что умывается при нем и вообще волнуется из-за предполагаемой встречи. Учитель не обратил на это внимания и сказал:

– Вы были невежливы со старостой, с таким пожилым, заслуженным, опытным, достойным уважения человеком.

– Не помню, чтобы я был невежлив, – сказал К. – Но верно и то, что я думал о более важных вещах и мне было не до светских манер, ведь речь шла о моем существовании, оно под угрозой из-за безобразного ведения дел, впрочем, зачем мне об этом рассказывать вам, вы же сами деятельный член этой канцелярии. А что, разве староста на меня жаловался?

– Кому же он мог жаловаться? – сказал учитель. И даже если бы было кому, разве он стал бы жаловаться? Я только под его диктовку составил небольшой протокол о ваших переговорах и получил достаточно сведений и о доброте господина старосты, и о характере ваших ответов.

Ища гребешок – Фрида, очевидно, куда-то его засунула, – К. сказал:

– Что? Протокол? Да еще составленный без меня человеком, даже не присутствовавшим при разговоре? Неплохо, неплохо! И зачем вообще протокол? Разве то был официальный разговор?

– Нет, разговор был полуофициальный, – сказал учитель, – но и протокол тоже полуофициальный, он составлен только потому, что у нас во всем должен быть строжайший порядок. Во всяком случае, теперь протокол существует и чести вам не делает.

К. наконец нашел гребешок, упавший на кровать, и уже спокойнее сказал:

– Ну и пусть существует, вы затем и пришли, чтобы мне об этом сообщить?

– Нет, – сказал учитель, – но я не автомат, я должен был сказать вам, что я думаю. Поручение же мое, напротив, является доказательством доброты господина старосты. Подчеркиваю, что его доброта непонятна и что только из-за своего служебного положения и глубокого уважения к господину старосте я был вынужден взяться за такое поручение.

К., умытый и причесанный, сел к столу, в ожидании рубашки и верхнего платья; ему было ничуть не любопытно узнать, что ему должен передать учитель, да и пренебрежительный отзыв хозяйки о старосте тоже на него повлиял.

– Наверно, уже первый час? – спросил он, думая о предстоящем ему пути, но тут же спохватился и спросил: – Вы, кажется, хотели передать мне поручение от старосты?

– Ну да, – сказал учитель, пожимая плечами, словно хотел стряхнуть с себя всякую ответственность. – Господин староста опасается, как бы вы при долгой задержке ответа по вашему делу необдуманно не предприняли чего-нибудь на свой страх и риск. Со своей стороны, я не понимаю, почему он этого боится, я считаю, что лучше всего вам поступать, как вы хотите. Мы вам не ангелы-хранители и не брали на себя обязательств бегать за вами, куда бы вы ни пошли. Впрочем, ладно. Господин староста другого мнения. Конечно, ускорить решение он не в силах – это дело графских канцелярий. Однако в пределах своего влияния он собирается предварительно сделать вам поистине великодушное предложение – от вас зависит, принять его или нет. Он предлагает вам пока что занять место школьного сторожа.